Читать книгу - "Король холопов - Юзеф Игнаций Крашевский"

не пощажу вас, если вы будете натравлять людей против короля, как это вы уже начали делать.

Ксендз Баричка был поражен, услышав эти смелые слова. Он попеременно бледнел и краснел, руки у него дрожали.

— Кто вы такой, что осмеливаетесь давать указания духовному лицу? — крикнул он, вспылив. — Ступайте прочь с дороги, нахал!

— Я не уступлю вам дороги, пока мы не поговорим, — ответил Кохан, — а о том, кто я, вы сами знаете! Я королевский слуга, а вы его враг. Берегитесь же, ваше преподобие, потому что это не пройдет для вас безнаказанно!

Баричка улыбнулся презрительно; он, видимо, сдерживал себя, не желая иметь дело с человеком, к которому чувствовал презрение, но в нем кипела кровь, и гнев начал душить его; с поднятой рукой он выпалил:

— Слуга Божий не боится ни короля, ни вас… Ты слуга короля, а я слуга Того, Кто выше всех царей, и Он меня защитит. Ты слуга несправедливости, а я стою на страже закона! Ступай прочь с дороги, я не желаю иметь с тобою никакого дела!

Кохан выслушал эти слова, как бы получив пощечину.

— Вы так легко от меня не отделаетесь, — произнес он, — и я вас не испугаюсь. Вы говорите о Боге, а сами с дьявольской злостью нападаете на лучшего повелителя, разжигая против него людские сердца и подстрекая их к бунту. Король может вам простить, но мы, охраняющие его, мы вам этого не простим, даже если бы пришлось поплатиться жизнью.

— А я тоже не скрою правды, если бы даже за это пришлось заплатить жизнью! — воскликнул Баричка. — Прочь с дороги!

Он хотел пройти, но сильный Кохан, схватив его за руки и держа как в железных клещах, воскликнул:

— Дерзкий церковный слуга, если тебе жизнь дорога, то берегись и молчи! Я тебя предостерегаю для того, чтобы ты знал, что тебя ждет. Ты погибнешь! Тебе было мало поносить короля втихомолку, ты еще подстрекнул против него епископа, и вы нам угрожаете проклятиями! Но раньше, чем эти проклятия упадут на наши головы, ваши уста замолкнут!

Чем больше горячился и выходил из себя Кохан, тем больше ксендз Баричка, вначале взволнованный и возмущенный, овладевал собой и становился спокойнее. Он вооружился достоинством духовного сана, и Кохан смущенно должен был опустить глаза перед его смелым взглядом. Голос Кохана начал дрожать, и он, пробормотав несколько слов, замолчал.

Ксендз почувствовал свое превосходство и, забыв о том, что они находились в чужом доме, в гостях, повышенным голосом сказал:

— Уходи прочь! Ты думаешь, что я испугаюсь тебя и твоих угроз? Вы все больше виноваты, чем король, вы, развратная челядь, потакаете его страстям, содействуете его разврату! И ты, ты первый… Наказание тебя не минует, бесстыдный! Ты меня не остановишь угрозами, но побудишь к новым действиям! Твой гнев доставляет мне удовольствие. Твоя ругань — это честь для меня. Ступай прочь, сын сатаны!

Несмотря на шум и суету в комнате, разговор ксендза с Коханом не мог пройти незамеченным. Свиняглова догадался о стычке между ними и, пробравшись к ним, схватил Кохана за руку, но последний его оттолкнул. Баричка все больше и больше горячился.

— Возьмите его отсюда и выбросьте на улицу, — крикнул он хозяину, — потому что этот человек, переступая порог дома приносит с собой позор и навлекает на него несчастье! Разбойники, грабящие и убивающие на проезжих дорогах, гораздо лучше его, ибо они убивают только тело, а он и душу убивает!

— Кутейник! — вскрикнул Кохан, весь покраснев, — я клянусь погубить тебя и стереть в порошок, чтобы и следа от тебя не осталось, чтобы не было никакого воспоминания о тебе, искавшем славы и забросавшем грязью помазанника! Помни эти слова — ты погибнешь!

Угроза, поразившая Свиняглову, на Баричку не произвела впечатления, и он только пожал плечами. Дух его все более и более поднимался, и он становился спокойнее.

— Дьявол сильнее тебя, — произнес он, — но я его не боюсь. Я с радостью погибну за правду и за церковь, Господь отомстит за меня. Но ты погибнешь в грязи и ничтожестве.

Кохан был в состоянии броситься на говорившего и запятнать кровью свадебное пиршество, но подоспевшие Добек и хозяин дома насильно отвели его в сторону; ксендз Баричка, воспользовавшись свободным проходом, медленно, смерив Кохана спокойным взглядом, вышел из комнаты.

Рава погнался бы за ним, но ему не дали; сильный Добек припер его к стене и начал уговаривать опомниться и быть рассудительным. Свиняглова заклинал и просил его успокоиться, об этом умоляли и другие; Кохан, хоть и метался и кричал, но дал себя довести до скамьи, на которую его усадили, и он понемногу начал приходить в себя.

Он чувствовал, что потерпел неудачу, и начатая им борьба плохо для него окончилась, и это чрезмерно его огорчало. Он замолчал, в глубине души дав обет отомстить.

Между епископом, двором и Вавелем был полный разлад.

Король не высказывал ни беспокойства, ни заботы, не допытываясь о том, что ему грозило, и знал только то, что услужливые слуги ему доносили. Он сделал выговор Кохану, запретил все разговоры о произошедшем, а так как ксендз Сухвильк, посланный к Бодзанте, не принес ему никакого ответа, он его и не домогался.

Жизнь текла обычным спокойным темпом. Король усердно занимался государственными делами и заводил порядки где только мог; он велел предпринять разные постройки и велел лично осматривать строящиеся здания. О возврате Злоцких земель и речи не было.

В то время, как в Вавеле все было спокойно, вокруг епископа сгруппировались все, относившиеся неприязненно к королю. Они хотели воспользоваться сопротивлением духовенства королевской власти.

Чем хладнокровнее и равнодушнее был Казимир, тем более возрастало возмущение в епископстве, а ксендз Баричка каждый раз новыми донесениями подливал масла в огонь.

Епископ Бодзанта, человек сварливый, беспокойный, честолюбивый, косился на тесную дружбу короля с епископом Богорией, на снисходительность последнего к Казимиру, способствовавшую усилению его влияния на короля, и на положение, которое занял при короле племянник архиепископа, Сухвильк. Между светской и духовной властью происходили хотя и тихие, но постоянные стычки. Бодзанта старался отвоевать для духовенства его прежнее независимое положение, когда оно возводило и низводило королей, пользуясь большей властью, чем они.

Увеличение светской власти, соперничество гнезненской метрополии, уменьшение власти краковского епископа его угнетали. Воинственно настроенный, он стремился вызвать борьбу, уверенный в успехи и в поддержке Рима. В свое время ему удалось остаться победителем в борьбе с орденом, недоброжелательно отнесшимся к нему; теперь он надеялся