Читать книгу - "Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий"

Город Кераско расположен всего в 10 лье (44 км) от Турина - столицы Сардинского королевства. Сюда утром 27 апреля король Виктор Амедей III прислал свое монаршее подтверждение просьбы Л. Колли о перемирии. Наполеон в ответ потребовал, прежде чем будет подписано перемирие, передать ему любые две из трех пьемонтских крепостей - Тортону, Кони или Алессандрию. Тем самым он хотел гарантировать все достигнутое на случай возобновления военных действий. По авторитетному мнению К. Клаузевица, «если принять во внимание, что в Турине тайно работала республиканская (т. е. профранцузская. - Н. Т.) партия, что настроение в самой королевской армии не было вполне надежно, и что французские войска находились всего в двух переходах от Турина, то нельзя не признать эти условия чрезвычайно умеренными»^[493].

Причем надо учесть, что Наполеон в тот момент уже считал вероятным отторгнуть от Австрии всю Ломбардию с Миланом - если как можно быстрее вывести Сардинское королевство из войны и ударить по австрийцам, прежде чем Больё соберется с новыми силами. Поэтому Клаузевиц признал «такую умеренность Бонапарта весьма мудрой», особенно в сравнении с тем, как другие генералы французской революции «действовали в те времена с безудержной самонадеянностью и ни с чем не считались»^[494], что нередко (добавлю от себя) приводило к чувствительным поражениям Ж. В. Моро, Ж. Б. Журдана, Ш. Пишегрю, Ш. Ф. Дюмурье от эрцгерцога Карла, М. Латура, Д. С. Вурмзера, А. В. Суворова.

Король Сардинии согласился передать французам Тортону и Кони. 28 апреля в Кераско, в главной квартире Наполеона, для которой он избрал роскошный дом Сальматориса - дворецкого короля Виктора Амедея III, а впоследствии префекта дворца Наполеона, были подписаны условия перемирия. Вот главные из них. Кроме Тортоны и Кони, французы получили укрепленный замок в Чеве - с артиллерией и всякого рода складами. Далее. Военные дороги на территории Пьемонта по всем направлениям были открыты французским войскам для свободного хода во Францию и обратно. При этом было оговорено право французов «форсировать реку По у Валенцы», что означало для них беспрепятственный проход через Сардинское королевство в Ломбардию, к Милану^[495].

Кстати, инициатор перемирия сардинский главнокомандующий Луи Риччи Колли в 1798 г. перейдет на французскую службу - из генералов в полковники, а в 1802 г. Первый Консул Франции Наполеон Бонапарт вновь повысит его до генерала, уже французской армии.

Как только перемирие в Кераско было подписано, Наполеон отправил И. Мюрата с текстом договора и, конечно, с трофеями шести битв (30 неприятельских знамен) в Париж к Директории. 15 мая в Париже был подписан мирный договор между Французской республикой и Сардинским королевством на условиях, которые Наполеон продиктовал сардинцам в Кераско.

Таким образом, Наполеон вслед за первыми шестью боевыми победами одержал и первую свою дипломатическую победу, столь же значимую, как и выигранные им битвы, поскольку она увенчала их достижением поставленной цели: Сардинская монархия была поставлена на колени и вышла из войны. Теперь Наполеон мог опереться на завоеванные крепости, обрушиться всеми силами на оставшихся без союзников австрийцев и гнать их вглубь Ломбардии с последующим маршем к Вене.

Каковы причины столь триумфального успеха первой в полководческой карьере Наполеона кампании на первом же ее этапе? Во многом сказался совершенно особый для того времени моральный настрой воинов Итальянской армии. Они ощущали себя воистину «солдатами Свободы», как назвал их Наполеон, и вдохновлялись призывами революционного Конвента, который устами Анри Грегуара (кстати сказать, с 1814 г. почетного члена Казанского университета) провозгласил на весь мир: «Все правительства - наши враги! Все народы - наши союзники!»^[496] Наполеон в одном из донесений Директории так писал о своих солдатах: «Если что и может сравниться с их неустрашимостью, то это веселое расположение духа, с которым они, распевая попеременно любовные и патриотические песни, совершают труднейшие походы»^[497]. Высочайший моральный дух резко повысил боеспособность этих «солдат Свободы». Не зря Наполеон говорил, что у солдат на войне «моральное состояние относится к физическому, как три к одному»^[498].

С такими солдатами Наполеон смог обеспечить главное условие своего триумфа - небывалый доселе в истории войн темп наступательных операций, почти запредельную (Хилэр Беллок назвал ее «сверхъестественной») быстроту и маневренность. Молниеносные ходы, обходы, атаки французов сбивали с толку противника и деморализовали его, хотя и стоили «когорте Бонапарта», казалось, сверхчеловеческих усилий. О. Ф. Мармон писал в те дни отцу, что он «26 часов не слезал с коня, затем три часа отдыхал и после этого снова 15 часов оставался в седле», причем не променял бы такой круговорот жизни «на все удовольствия Парижа»^[499].

Разумеется, и воодушевление солдат Итальянской армии, и физическая их выносливость, и, главное, их боеспособность оказались на такой высоте благодаря полководческому гению Наполеона. Он верил сам и заражал всю армию и целые народы своей революционной верой. «Народы Италии! - гласит одно из его воззваний 1796 г. - Французская армия пришла разбить ваши цепи. Французский народ - друг всех народов!»^[500] Смолоду и всегда он следовал принципу: «Полководец должен обладать такой же силой характера, как и интеллекта, - основание должно равняться высоте»^[501]. Вся сила его интеллекта и характера проявилась уже в Итальянской кампании. На острове Святой Елены он сам незадолго до смерти удивлялся себе: «Странное искусство - война; я сражался в 60 битвах и не научился ничему, чего бы не знал уже в первой»^[502]. Его уникальная, как «чудо-генерала» (по выражению Д. Чандлера), способность задумать головокружительную операцию и моментально осуществить задуманное, его повсюдность изумляла и своих и чужих: «...он разил, опережая, - здесь была его военная тайна и ключ ко всем победам»^[503].