Читать книгу - "Котелок дядюшки Ляо - Лев Минц"

Приводят, правда, в пример восстановление иврита в Израиле. Но там собрались люди со всех концов света, которым нужен был общий язык, а изучение иврита входило всегда в строгие правила еврейского религиозного воспитания. Зато с давним соседом по местечку точно говорили не на столь библейски звучном, зато более родном языке идише.

А здесь — из Слонима, Докшиц, Сороктатар, Узды, Ряйжяй — соседи никуда и не разъезжались.

Все эти соображения я изложил Аласу. Он в принципе согласился, но все же заметил, что татарский знать надо. Для самообразования и чтобы с татарскими татарами общаться, а также с другими тюрками и единоверцами. С этим я спорить не мог.

Впрочем, мы и не спорили: каждому вольно было изложить свою точку зрения. Зашел разговор об именах.

— Чисто мусульманские имена здесь дают редко. Но бывает. А чаще имена такие же, как у всех, но у них есть мусульманский аналог, как у нас считают. Адам, например, это и у мусульман Адам. Йонас — это вроде Юнуса. Стяпас и Степан — это вроде Мустафы. Я вот Алас, это все равно что Александрас, ну, можно считать, что Али.

— А вот вы в армии служили под Москвой. Люди слышали ваше имя — Алас Баранаускас, и для всех оно звучит как литовское…

— Для литовцев тоже. Вот Ридзванявичус — это они понимают, что татарское…

— …Звучит как литовское. А потом узнают, что вы по пятому пункту — татарин. Как они это воспринимали?

Алас засмеялся:

— Ну да. Объяснять пришлось. Мало ведь кто о нас знает. Отношения отличные были и с русскими, и с казанскими татарами, те очень даже интересовались, среди них много интеллигентных ребят.

Лицо его на мгновение омрачилось.

— Но вот среди узбеков такие были… Не мусульмане, а просто фанатики какие-то…

Меня осенила догадка. В конце концов, сам служил и представляю себе все коллизии армейской жизни, регулярной в своем однообразии: подъем, занятия, наряд, кино в конце недели. Баня…

Я спросил как мог деликатнее:

— Алас, а вы обрезаны?

Он посмотрел на меня с неприязненным удивлением:

— Да вы что? От этого варварского обычая мы отказались уже лет сто назад!

Я понял, что ислам претерпел значительные изменения на землях бывшего Великого княжества Литовского…

Часовня на улице Орлаи

Должен сделать маленькое отступление, чтобы объяснить свою позицию. Различные соображения, приводимые мною, выражают только мои мысли и никоим образом не являются истиной в последней инстанции. Может быть, более того — есть совершенно иной взгляд на проблему малых этнических групп. Вопрос того, кем люди себя считают, зависит только от них и есть часть их этнического самосознания. Но в конце концов, если задача (в том числе этнографическая) имеет варианты ответов, я тоже имею право на свой вариант.

Не такая уж редкость в этнографии, когда группы того или иного народа, которые происхождением связаны с совершенно другим народом, помнят об этом, сохраняют некоторые особенности в быту и религии, именах или способе жизни. И зачастую возникает вопрос: кто же они? Сейчас и здесь.

Размышления об этом напомнили мне другую встречу в месте, далеком от Литвы, с людьми, древняя история которых, однако, пересекалась с татарами, Польшей, Литвой.

Дело было в Будапеште. Мне много раз приходилось бывать там, и я уже считал, что хорошо знаю город, хотя и понимал, что иноземцу свойственно принимать многократные хождения по одним и тем же местам за знание города. Всегда, естественно, оставались уголки, случайное открытие которых доставляло огромное удовольствие. В плоском Пеште таких уголков оказалось меньше, зато холмистая Буда с узкими и крутыми улочками все время преподносила что-то неожиданное.

Той осенью меня пригласили прочитать несколько лекций об угро-финских народах СССР на курсах синхронных переводчиков при университете имени Этвеша Лоранда. Курсы помещались в Буде, к месту занятий меня подвозил знакомый преподаватель, но он оставался на работе, и после лекций я возвращался, не торопясь, пешком, каждый раз стараясь выбирать новый маршрут. Как-то завернув на соседнюю улицу Орлаи, я обратил внимание на странный дугообразный портал из желто-розового песчаника у дома в глубине двора за оградой. Рядом сверкала стеклом модернистская постройка и над ней — крест. Подойдя к ограде поближе, я с удивлением увидел, что по дуге портала вырезаны армянские буквы. Прочитать я их не мог, но и сомнений не оставалось: буквы были действительно армянские. А у калитки прикреплена была медная табличка, гласившая, что здесь, на улице Орлаи, 17, находится армянская часовня. Я нажал кнопку звонка.

Через пару минут появилась немолодая женщина в рабочем халатике и вопросительно взглянула на меня.

— Барэв дзеес, — поздоровался я, исчерпав запас своих армянских слов ровно на одну треть.

— Не понимаю, — отвечала женщина, — сейчас нет никого, приходите в субботу к пяти или в воскресенье с утра. Будет служба.

Занятно, что никто из моих венгерских знакомых ничего не знал об армянской часовне. А между тем я не раз до этого слышал о живущих в Венгрии армянах, при этом не как о чем-то экзотическом, а как о вполне обычном. Даже кто-то раз рассказывал, что дома у них хорошо готовят баранину (венгры в ней не мастера), так как его теща — армянка из Трансильвании, зовут ее Терезия Вода. Более того, идя как-то в гости в дом в центре города, я обратил внимание на то, что этажом ниже проживал инженер Валер Онесян. Но узнать о нем побольше не смог: мой хозяин с ним был незнаком, а зайти к незнакомому человеку в Европе было как-то не по-европейски.

Я пришел в часовню до начала службы, но прихожан собралось уже немало, и они стройно пели по-венгерски. Вместе со мной вошли люди, в которых я бы смог признать армян, лишь встретив их в армянской церкви. По большей части это были люди интеллигентного вида с умеренно темными волосами. Один, правда, напомнил мне знакомого ведущего инженера из московского проектного института: немолодой, чуть носатый человек в очках. И тут же я услышал, как его представляют: доктор Сабо Иштван.

Зазвенел колокольчик. Из противоположной входу двери пошли духовные особы католического вида, и впереди — старец в тиаре, а за ним — шесть молодых людей в красивых облачениях, жгучие брюнеты, как один. Таких жгучих среди прихожан не было, а женщины просто выделялись светло-кожестью и светловолосостью. Лишь моя соседка по скамье сильно напоминала знакомую мне московскую специалистку по Кавказу по имени Ирина Анастасовна.

Священники начали что-то читать по-армянски. Зал благоговейно внимал. Я огляделся. Икон в церкви не было, только фрески с армянскими надписями и мраморные статуи святых. Старец в тиаре кончил читать, и по-венгерски заговорил плотный чернобородый мужчина в желтом одеянии.

— В трудные для нашей страны дни, — говорил он, — я не размахиваю бывшим партийным знаменем, но нельзя же все, что было сделано, видеть только в черном цвете. Нужно укрепиться духом, не терять надежды и не забывать о Боге.