Читать книгу - "Язык есть Бог. Заметки об Иосифе Бродском - Бенгт Янгфельдт"

Так как Иосиф проводил каждое лето в Европе, он постоянно находился в поисках временного жилья. Те его друзья, которые год за годом старались по мере возможности обеспечить поэту необходимый ему рабочий покой — в Лондоне, Париже, Риме или Стокгольме, — помнят, как это было нелегко. Даже те, кто считал, что кое-что знает о его вкусах, не могли предугадать, как он отреагирует на предложенный вариант. Вода, вид из окна, свинцовые балтийские волны — в теории все сходилось, но он или отказывался, или не мог решиться, и ничего не получалось.

В Стокгольме Бродский пару раз жил на борту корабля-гостиницы на набережной Старого города. Каюта была крошечная, повернуться негде, но хлюпающая близость воды с лихвой восполняла недостаток метража.

Два лета подряд он жил в двух разных квартирах в центре города. В одной из них он выбрал самую маленькую комнату — комнату для прислуги, хотя уехавшие хозяева предложили ему парадные комнаты. Там было удобней, и к тому же шел чемпионат мира по футболу, а телевизор стоял именно в той части квартиры. Другая квартира была однокомнатной, и все грозило закончиться полной катастрофой уже на пороге, так как аскетически белые стены были увешаны того рода «современным» искусством, которое Бродский презирал: эта «дрянь двадцатого века» имеет лишь одну функцию: «показать, какими самодовольными, ничтожными, неблагородными, одномерными существами мы стали». Несмотря на это, он оставался в этой квартире больше месяца и написал там, в числе прочего, пьесу «Демократия!».

Пробыл он там так долго отчасти потому, что интерьер в конце концов его заинтриговал: в этой смеси психбольницы с музеем современного искусства он видел объяснение тихому, скандинавскому помешательству — как оно выражается, например, в фильмах Бергмана. Но в этом проявлялась и важная черта характера самого Бродского: он постепенно обживал все помещения, где жил, и отъезд всегда был мукой, особенно если хорошо работалось. В любом случае причиной того, что он остался в этой квартире, было не отсутствие альтернативы — гостиничные номера всегда имелись — и не деликатность: человеку, сбежавшему в ужасе из дворца директора «Фиата» в Милане, не составило бы труда оставить однокомнатную квартиру в Стокгольме.

[Фото 47. Стол Бродского в «полутора комнатах» в том виде, в каком он его оставил 4 июня 1972 г. — со связкой ключей. Фото было сделано М. Мильчиком в тот же день по возвращении из аэропорта.]

Помещение, где он работал, не должно было быть слишком большим. Если на загородном участке стоял домик для гостей, он выбирал его. И в нашей квартире он сразу указал на облюбованное им место: маленький балкончик, выходящий во двор, размером не больше каюты на корабле-гостинице — может быть, даже немного меньше. В любом случае не десять квадратных метров, как та комната, которая на всю жизнь определила представление Бродского об идеальном пространстве. Те десять квадратных метров были частью «полутора комнат» в ленинградской коммуналке, воссозданных им в чуть ли не лучших воспоминаниях о русском детстве, написанных по-английски. Там он жил до изгнания в 1972 году, там в отсутствие сына спустя десять с лишним лет умерли его родители: Литейный проспект, дом 24, квартира 28.