Читать книгу - "Луначарский - Юрий Борев"

— Это вздор какой-то. Мы обжалуем это решение.

— Решение советской власти не может отменить даже сам Сатана, которого вы тут выкликаете. Да и вообще, мы тут посоветовались, и у нас складывается мнение, что бывшие императорские театры требуют коренной перестройки и даже закрытия… Все-таки не зря вы назывались императорскими…

Однако величественный человек уже не слушал. Он отвернулся к окну, давая понять посетителям, что аудиенция окончена, и вновь стал полоскать горло. Люди в кожанках потоптались на месте, недоуменно переглядываясь. Потом вновь обрели решительность и зашагали из кабинета.

Узнав от Шаляпина о случившемся, Луначарский принял срочные и радикальные меры. В этом эпизоде он усмотрел угрозу не только Мариинскому, но и всем бывшим императорским театрам. В Москве по инициативе Луначарского было срочно созвано совещание руководителей ведущих театров страны. На совещании решили создать Ассоциацию бывших императорских театров, и 14 июня 1919 года был утвержден проект ее устава. В этом документе, подписанном Ф. И. Шаляпиным, К. С. Станиславским, А. И. Южиным, П. М. Садовским и рядом других выдающихся деятелей театра, говорилось: «Интересы русской культуры требуют ограждения этих театров от всего, что может внести разлад и разрушение в их структуру или провести распыление накопленных художественных, духовных и материальных ценностей. Необходимо бережно и строго охранять их сущность и условия, в которых единственно возможно осуществление их задач».

Вскоре по просьбе Луначарского Ленин принял его вместе с Шаляпиным и директором Мариинского театра Экскузовичем.

— Что у вас приключилось с театрами? — спросил он.

Луначарский выразительно посмотрел на Шаляпина, полагая, что именно его рассказ будет наиболее убедителен. Шаляпин понял этот взгляд и заговорил первым:

— В бывших императорских театрах сосредоточено много знаменитых актеров, множество костюмов и декораций, сделанных по эскизам выдающихся художников. Разрушать это — преступление перед русской и мировой культурой. Художественные возможности наших театров… как бы это вам объяснить… совершенно особые…

— Не беспокойтесь. Я все отлично понимаю… Возвращайтесь в Петроград. Не говорите никому о нашей беседе. Я же употреблю все свое влияние, чтобы ваши опасения были приняты во внимание.

Федор Иванович понял степень занятости этого человека, поблагодарил и откланялся; попрощался и Экскузович. Луначарский же извинился перед своими спутниками и сказал, что ему необходимо на несколько минут задержаться для обсуждения некоторых дел. Он решил использовать ситуацию для разработки важных постановлений по проблемам театра.

— Я прошу Совнарком выделить Наркомпросу деньги для поддержки наших экспериментальных театров. Это театры новые, революционные.

Ленин, схватив суть проблемы, ответил:

— Пусть в это трудное и голодное время экспериментальные театры продержатся на известном энтузиазме. Совершенно необходимо приложить все усилия, чтобы не упали столпы нашей культуры, ибо этого нам пролетариат не простит. Шаляпин прав: нельзя утратить ценности императорских театров, но именовать их следует по-другому. Может быть, академическими? А главное, мы ничего не сможем сделать: ни сохранить ценности, ни руководить театральным делом, если не объединим театры под рукой Наркомпроса.

Через некоторое время Шаляпин сказал Луначарскому:

— Должно быть, влияние у Ленина есть, потому что все костюмы и декорации остались на месте и никто больше их не пытался отнять у нашего театра. Я счастлив, что это дело благополучно решилось.

— Ну вот, и я очень рад. Теперь вы можете работать спокойно.

Однако радость в глазах Шаляпина вдруг погасла, и он устало и печально сказал:

— Ах, Анатолий Васильевич, это очень грустно, что столь занятые серьезным делом люди, как я, вы и даже Ленин, должны заниматься такой чепухой: отменять «реквизицию реквизита». Да это же само собой должно разуметься, что трогать его недопустимо! А тут — какие усилия! Глава правительства должен вмешиваться в такую, по существу, ерунду.

— Все, что мы делаем, — делаем впервые в истории. Поэтому и достижения, и ошибки наши исторически поучительны и нужны будут человечеству. А кроме того, Ленин занимался не столько частным вопросом: кому должен принадлежать театральный реквизит, сколько общим, принципиальным делом — развитием театра в России. Вы скоро в этом убедитесь.

Луначарский выполнил поручение Ленина и подготовил проект постановления. На основе этого проекта 14 августа 1919 года Малый Совнарком решил лучшим театральным коллективам, и в их числе Мариинскому театру, присвоить звание академических. Не прошло и двух недель, и 26 августа Ленин подписал декрет об объединении театрального дела. Этот декрет венчал целый период театральной политики, которую проводил Луначарский в Наркомпросе. Театр становился общенародным, общегосударственным делом. В декрете вопрос, который ставил Шаляпин перед главой Советского государства как частный и касающийся Мариинского театра, решался коренным и глобальным образом: «Всякое театральное имущество (здания, реквизит) ввиду представляемой им культурной ценности является национальным имуществом». В декрете, подписанном председателем Совнаркома В. И. Ульяновым (Лениным) и наркомом просвещения А. В. Луначарским, ставился вопрос об объединении всех театральных организаций и театрального дела. Был организован Центральный театральный комитет во главе с Луначарским, призванный руководить развитием театрального дела в советской России, вести все творческие и репертуарные дела театра, помогать в решении жилищно-бытовых проблем работников сцены, способствовать распределению театральных билетов среди рабочих.

За кулисами жанра: факты, слухи, ассоциации

Издатель Суворин обратился к Чуковскому:

— Сейчас революция — кого издавать?

— Кропоткина. Он революционер и князь — надежно при любом повороте событий.

Они пришли в голландское посольство, где Кропоткин исполнял обязанности сбежавшего посла, и быстро сговорились об издании трехтомника. Суворин предупредил:

— Больше двадцати пяти тысяч аванса я вам дать не смогу — революция.

— Я революционер и денег за мои сочинения не беру.

На улице Суворин чертыхнулся:

— Не буду его издавать! Что это за литератор, который не берет аванса!