Читать книгу - "Кронштадт - Евгений Войскунский"

— Само собой. Я говорю: как работу кончаешь, заходи за отцом, и вместе домой приходите.

Надя кивнула.

— Сегодня в «квадрате», — сказала она после паузы, — возле кочегарки поскользнулся слесарь один… Сидоренко… упал и лежит. Стали поднимать его из сугроба, а он мертвый…

— Мужчины хуже голод переносят. — Александра Ивановна покачала головой. Опять ей вспомнилась Надина шаркающая походка. — Надюша, — сказала тихо, — ну а ты-то как?

От необычно мягкого ее тона что-то дрогнуло у Нади на лице.

— Что я? Как все, так и я… — то ли со слабым вздохом, то ли с потаенным стоном ответила Надя еле слышно.

Александра Ивановна медленно нагнулась над ней, в глаза всмотрелась:

— Не поддавайся, доченька, душу себе не трави. Ты молоденькая, все еще у тебя впереди…

— Что впереди? Все у меня позади… — Надя вдруг приподнялась порывисто, обхватила шею матери, щекой к щеке прижалась. — Молодость свою мне жалко, мама.

— Не надо так, не надо, Надюша, — гладила Александра Ивановна ее по русым, слабым светом пронизанным волосам. — Кончится ведь все это… Вон уже их от Москвы отогнали, скоро и здесь, у нас…

Она почувствовала — щека стала мокрой.

— Хотела я из Кронштадта уехать, — всхлипывая, говорила Надя. — Олина тетка в Харьков нас звала… Да все равно куда, лишь бы уехать, уехать…

— Что ты заладила, чем тебе плох Кронштадт? Мы с отцом всю жизнь тут живем и не жалуемся.

— Вы и не хотели другой жизни…

— Да тебе-то какая нужна?

Надя молча плакала.

— Сама не знаешь, чего хочешь. — Александра Ивановна вытерла ей платком глаза. — Девушке, как ты, молоденькой, неопытной, лучше быть на глазах у родителей. Но мы с отцом согласились отпустить тебя в Ленинград. Если б не война, так бы оно и было — поступила бы на врача учиться. Кого ж, кроме Гитлера, винить, что война всю жизнь перевернула?

В лампе затрещало, колыхнулся желтый язычок, по стене заходили тени от двух обнявшихся фигур.

— Надюша, я ведь понимаю, — тихо, но внятно звучал голос женщины. — Война жестокая, людей не щадит… вот и Виктора не пощадила. Но жить-то надо… Когда мой отец в девятнадцатом погиб, мне жить не хотелось, я очень отца любила…

— Знаю, мама.

— Ну вот. Работа всякое горе одолеет. Ты, может, чего-то для себя особенного ждала… бывает это у девушек… Но жизнь всегда-то проще. Не по-писанному, не по-задуманному идет, а — сама по себе.

Надя выпрямилась. Спустила ноги с кровати. Сказала, вздохнув:

— Пусть как ты говоришь — само по себе все идет.

Александра Ивановна взяла лампу и пошла на кухню. В темном коридоре скользнул слабый свет по запертой шумихинской двери. Да, сама по себе жизнь идет… Не пописанному…

Тот далекий февральский день 1934 года для Саши Чернышевой начался хорошо. Она в завкоме Морского завода тогда работала, ведала социалистическим соревнованием. Утром, не заходя в завком, побежала Саша в Константиновский док, где третий день стоял ледокол «Красин». Василий еще раньше ушел из дому, и теперь Саша, быстрым шагом идя по стенке дока, увидела его на нижнем этаже лесов, что облепили округлый борт «Красина» — черный выше ватерлинии и грязно-красный — ниже.

Василий, в ватнике и ватных штанах, заправленных в сапоги, в мичманке своей неизменной, кричал на кого-то из клепальщиков, руками размахивал, потом побежал, громко топая по доске, схватил пневматический молоток, пощупал шланг. Его подручный вставил в отверстие горячую заклепку, удерживая клиновой поддержкой, а Василий нацелился на ее головку молотком. Фыркнув паром, ровно в восемь загудел заводской гудок, и с первой же его басовой нотой застрекотал молоток у Василия в руках, расплющивая заклепку по корпусу ледокола.

Ну, молодец, порадовалась Саша: снова заработал своей бригаде красный флажок.

Это с прошлой осени такое соревнование пошло на заводе: за первый удар молотом, за первую заклепку, за первый оборот станка. Какая бригада первой — точно по гудку — начнет работу, та на сегодняшний день и получит красный флажок и название ударной. Комсомольцы в кузнечном такую форму придумали, а партком с завкомом подхватили и распространили на весь завод. Без этой утренней раскачки — пока инструмент приготовишь, пока то да се — выходила большая экономия рабочего времени.

А экономить надо было каждую минуту: «Красин» снаряжали для плавания через два океана к третьему — Ледовитому, где затерло тяжелыми льдами «Челюскина». Саша сама слышала по радио и в газетах читала постановление Совнаркома: «Для организации помощи участникам экспедиции тов. Шмидта О. Ю. и команде погибшего судна „Челюскин“ образовать правительственную комиссию…»

«Красин» был сейчас главным, ударным на Морзаводе объектом. Бригады судокорпусников вкалывали в доке не по восемь, а по десять — двенадцать часов, торопясь сдать клепку чеканщикам, а уже наступали им на пятки слесаря из механического цеха и деревообделочники.

Где-то в дальней, арктическими туманами затянутой дали шли к Уэллену и Ванкарему самолеты. А тут, в Кронштадте, железными кузнечиками пели у бортов «Красина» пневматические молотки.

— Что, на благоверного пришла полюбоваться? — услышала Саша знакомый, чуть гнусавый голос и мигом обернулась.

Паволайнен в рыжем треухе, надвинутом на белые брови, стоял перед нею и улыбался. Время не брало старого товарища — все такой же он был поджарый, жилистый, белобрысый, только врезались в худые щеки морщины.

— Привет, Пава, — сказала Саша. — Не люблю я это слово — благоверный.

— А какое тебе нравится? Супруг?

— Еще хуже!

— Отойдем. — Паволайнен обхватил Сашу за плечи и отвел в сторону, над ними проплыла стрела крана с листом обшивки на крюке.

— Руки, руки, — высвободилась Саша. — Руки при себе надо держать, товарищ мастер. Ты мне скажи, кто за вчерашний день на «Красине» отличился, мне для «Правды завода» надо заметку написать.

Она вытащила из кармана полушубка блокнотик и карандаш с металлическим колпачком.

— Да так и пиши: Чернышев Василий со своей бригадой… как там пишут… ага: высоко держит факел соцсоревнования. При задании сто десять заклепок за смену ставит в два раза больше. Чего тебе еще?

— Вчера двести тридцать было за смену.

— Ну, раз сама все знаешь, значит, и спрашивать нечего. Майна! — махнул Паволайнен крановщику, большим пальцем указывая вниз. — Яковенко! — окликнул он бригадира такелажников. — Как работать будем — тебе спать, а мне за тебя распоряжаться?

— Ладно, Пава, побежала я, — сказала Саша.

— Беги. Как там в твоих бумагах — утерли мы нос деревообделочникам?

— Это еще по показателям посмотрим — кто кому! — уже на бегу ответила Саша. — Привет супруге!