Читать книгу - "Малюта Скуратов. Вельможный кат - Юрий Щеглов"

— Какой запор, таков хозяин. Если беречь не умеет, то и наживать не стоит. К чему тогда огород городить?!

Мысли о замках да запорах пригодились Малюте в дальнейшем. Так хозяйское, обогретое у сердца, выпестованное не за месяц и даже не за год, проникло в его деятельность навечно. Ни разу у Малюты никто не сбежал.

Забор он сложил на славу. Камень чередовался с кирпичом и деревом. Высоченный — через него не перелезть, а о том, чтобы заглянуть, и речи идти не могло. Гладкая стена окольцовывала дом. С оградой справился быстро. Тут природное чутье за собой вело. Потом занялся хозяйственными постройками. Пришлось нанять некоего Семку-плотника. Вороватый парень, однако ловкий и с опаской. А опаска — не хуже, чем Бог в душе. Коли у человека Бог в душе, то он чужого не возьмет, кто опаску имеет, тот лишнего не возьмет. Семка конюшню возвел, амбары, овчарню.

Малюта Казань воевал, а достаток что хлеб в печи поднимался. Всем Прасковья заправляла. С девкой Акулькой, личной прислужницей. Эту самую Акульку от боярышень не отличишь. Малюта, когда Прасковье какой-нибудь недуг мешал выполнять супружеские обязанности, брал Акульку к себе, чтоб ярость мужскую утихомирить. Прасковья помаялась-помаялась да и решила: лучше в доме, чем на стороне. Муж у нее силен, здоров, а мясо своего просит. Так и поладили. Васюк Грязной ухмыльнулся:

— Коли муженек не глуп, то и жена не дура. Позавидовать можно тебе, Малюта! Хитер! Даром что хлюст!

Малюта на первых порах Акульку одеждой отличил, а главное — сапожками. Не любил он с юности расшлепанных ступней у девок да пяток потресканных. Он любил, чтоб ножки были мяконькие, как у Прасковьи, да нежные. Вот Акулька с каких-то пор и в желтеньких сапожках носилась первой помощницей у Прасковьи. И все шло хорошо, мирно и ладно, благолепно и в полном согласии.

Когда постройки построились, а построились они очень быстро, пришла пора заполнять их. Однако Малюта был человеком обстоятельным и неспешным, что в хозяйстве, особенно когда к нему приступаешь, чрезвычайно важно. Продукты Должны быть собственные, не покупные. Без хорошей жратвы — никуда. Жратва и постель — главное. С них он и начал.

Семка взял еще одного плотника и принялся работать мебель. Быстро работал, от души. Сначала кровать и лавки, с резьбой, узор — глаз не оторвешь, и где надо красочку положил, да настолько ловко, что издали не отличишь от предметов, которыми пользовались первейшие на Москве бояре. Малюта не боялся, что спросят: откуда деньги? Он, чай, не захудалый дворянин. Не разбоем приобрел, а службой. Средства не транжирил, отцовское не прокучивал и на гулящих женок, как Грязные, не тратил. Малюта давно понял: кто на ветер из кошеля кругляшки не швыряет, тот в довольстве живет. Мошну надо при себе держать и доступ к ней ограничить даже для Прасковьи. Она, конечно, хозяйка хорошая и ведет дом рачительно, но женский ум короток и обману податлив. Семка сперва не раз пытался Прасковью надуть. Но, попробовав Малютиной плетки, остепенился и отказался от тайного намерения разбогатеть за счет воина, внешний вид которого свидетельствовал скорее об удали, смелости и даже зверских чертах характера, чем об умении, а главное — желании считать деньги. Подобную ошибку допускали почти все, кто знался с Малютой.

III

Известие о том, что Прасковья ждет ребенка, как громом поразило Малюту. Он об естественном результате отношений с женой и не помышлял. Он домом занимался да службой. Скот покупал, корм заготавливал. Овчарню как раз утеплил. Семка лес удачно прикупил. Потом острота ощущений прошла и осталась лишь надежда на сына.

— Сына хочу, — сказал он как-то, к животу жены приложив ухо. — Сын там ворочается. Большой!

— А знахарка говорит, дочь, — счастливо улыбнулась Прасковья.

— Ну, пусть дочь. Но чтоб здоровенькая была. Ты себя береги, жена. Утром попозже поднимайся, да не споткнись. Вот у Мстиславского сноха на лестнице оступилась и первенца-то выкинула. На улице ходи осторожно.

Ласковые слова Малюты шли вразрез с его давними поучениями Сильвестровой складки. Едва они поселились на Берсеневке и начали обзаводиться необходимым, Малюта чуть ли не каждый день наставлял Прасковью:

— Хозяйка должна вставать в доме первая.

Ему казалось, что он это произносит на основании собственного опыта и воспоминаний о том, как было заведено у отца Лукьяна Скуратовича. А он между тем повторял слова попа Сильвестра, которыми тот поучал любого, кто соглашался слушать. Поучения быстро создали Сильвестру добрую славу, и Иоанну чудилось, что он обрел путеводную звезду в жизни. Сенные девки никогда не будили Прасковью. Она поднималась прежде других, приводила себя в порядок, что очень нравилось Малюте, и шла в девичью, откуда разлетались утренние распоряжения. Именно она поднимала слуг, на чем всегда настаивал Сильвестр. Малюта здесь, однако, не соглашался с духовным поводырем государя. Печи, например, надо растапливать загодя — на рассвете, особо зимой. В сей малой подробности отражалось непонимание Сильвестром законов жизни зажиточного слоя. Малюта хоть и не ленивым уродился, но любил понежиться в постели теплой и уютной и Прасковью приласкать. На морозе службу служить и скакать незнамо куда по цареву повелению тяжко. С течением лет Прасковья вызубрила все преподанные Малютой уроки. И опять он забывал, откуда сведения к нему пришли, то ли по велению свыше, то ли от обладания родительской хозяйственной жилкой, то ли от способности впитывать в себя полезные советы, случайно услышанные. Когда они поженились, Прасковья оказалась порядочной неумехой. Зато, охотно подчинившись мужу, она вскоре овладела домоводством, к необычайному удивлению и радости Малюты. Он думал, что девки из состоятельных семей ни к чему не пригодны, кроме деторождения и любовных утех.

— Вставши и помолившись, Прасковья, ты должна указать служанкам дневную работу. Как им приготовить кушанье мясное и рыбное — всякий приспех скоромный и постный.

Без вареной говядины, плавающей в миске щей, Малюта ни зимой, ни летом на воздух не выходил. Ни вина, ни браги, ни меду он не пил и потому похмельем не страдал. Если похмелье русского человека не мучает, то он с утра весел, добр и полон всяческих надежд. С первых дней совместного проживания Малюта приглядывался: бережется ли Прасковья от пьяного питья? И, удостоверившись, что бережется, следил, чтобы в кладовой всегда наличествовали квас и бесхмельная брага. Тайком от мужа Прасковья не ела, не пила — порок довольно распространенный среди стрелецких жен и дочерей. Назовут приятельниц, запрутся в горнице — и давай пересмехать и переговаривать.

Малюта раз навсегда приказал:

— Спросят о чем-нибудь или про кого-нибудь другие — не смей напраслину возводить. Отвечай: не знаю, ничего не слыхала, и сама о неподобном не спрашивай. Княгинь, боярынь и соседей не пересуживай.

Эта инструкция пригодилась Прасковье через несколько лет, когда ее муж стал шефом опричного ведомства и дом на Берсеневке — дом на Набережной — стал притягивать не только княгинь и боярынь, удачливых молодых людей в шитых золотом и серебром кафтанах, вроде Бориса Годунова и его приятелей, разных там Скопиных-Шуйских, Воротынских и Вяземских, но и иноземцев — от крещеных татарских мурз до ливонских рыцарей, немецких баронов и английских купцов — вечных искателей наживы и приключений.