Читать книгу - "День гнева - Артуро Перес-Реверте"

— Карабинерам — очистить улицу и уничтожить орудийную прислугу… Атаковать будем одновременно с вестфальцами: они пойдут от Сан-Бернардо, а наша четвертая рота — по этой улице… Как, бишь, ее?

— Сан-Педро. Упирается прямо в ворота парка.

— Значит, по Сан-Педро. Вторую и третью пустим по Сан-Хосе. Пусть эта сволочь повертится, отбиваясь на три стороны разом. Ну, все! За дело!

Капитаны Гильер и Лабедуайер, сопровождающие Монтолона, переглядываются. Оба они повоевали достаточно и заслужили свои эполеты на изрытом ядрами поле сражения, а не на паркете генерального штаба.

— Не подождать ли нам, пока подтянется артиллерия? — осторожно осведомляется Гильер. — Было бы правильней сперва обработать инсургентов картечью.

Монтолон пренебрежительно кривит губы:

— Неужели сами не справимся с кучкой солдат и горсткой горожан? В худшем случае они только и успеют дать по нам один залп…

— Однако вестфальцам от них крепко досталось…

— Сами виноваты: надо было живей пошевеливаться, а не топтаться на одном месте, как беременным клопам… Все, господа! Не будем больше терять времени!

Майор оглядывает свое войско. Покуда выдвинутые вперед стрелки вели отвлекающий огонь по артиллеристам, штурмовые части накапливались для решительной атаки и теперь только ждут сигнала. Улица Фуэнкарраль на всем протяжении от Фуэнте-Нуэва до Пуэрта-де-лос-Посос заполнена сине-белыми мундирами, черными киверами императорской линейной пехоты. Солдаты в большинстве своем молоды и пороху не нюхали, однако рядом с ними — отлично обученные и опытные капралы и унтер-офицеры. Может быть, поэтому на трупы своих товарищей, устилающих мостовую на подступах к Монтелеону, первогодки взирают так спокойно и во взглядах их — не столько скорбь и ужас, сколько желание отомстить, а сознание того, что они многочисленны и служат как-никак в лучшей в мире армии, придает им уверенности. Не томят сомнения и их командира — майор уверен, что при первом же решительном натиске оборона мятежников будет в одно мгновение прорвана и смята.

— Ну, пошли!

— Слушаю.

Сигнал к атаке, поданный горнистом, подхвачен барабанщиками, капитан Гильер с возгласом «Да здравствует император!» обнажает саблю, и девяносто шесть солдат его роты начинают движение. Первыми перебегают от ворот к воротам стрелки, за ними рассыпным строем, прижимаясь к стенам по обеим сторонам улицы Сан-Хосе, — остальные. Меж тем стрельба становится чаше, пороховой дым затягивает улицу почти непроницаемой пеленой. Майор только по барабанной дроби может догадываться, что в это мгновение по улице Сан-Педро, мимо женского монастыря идут еще две роты, а по Сан-Бернардо наступают оправившиеся от поражения вестфальцы. Изюминка заключается в том, чтобы три штурмовые колонны одновременно сошлись в одной точке — у ворот парка.

— Что-то не то… — произносит стоящий рядом Лабедуайер.

Как ни трудно в этом признаваться, капитан прав. Несмотря на беспрестанный огонь, который обрушивают французы на испанскую батарею, она держится. В непроглядном дыму посверкивают частые вспышки ружейных выстрелов, от слитного грохота подрагивают фасады, и шальные пули расковыривают штукатурку, брызжут в разные стороны осколками кирпича, гипсовой крошкой. Кажется, только что французы двинулись вперед — и вот уже появились первые раненые: кто ковыляет сам, опираясь о стену, кого несут товарищи. Среди них оказывается и окровавленный Гильер, которому пуля на излете попала в голову, сбив кивер; покуда капитана наскоро перевязывают, он лаконически сообщает:

— Держатся… — и, утерев заливающую глаза кровь, со стоицизмом настоящего солдата уходит назад, чтобы тотчас раствориться в густом дыму.

— Мне кажется, это будет не так просто… — морща лоб, замечает Лабедуайер.

Монтолон прерывает его отрывистым приказом:

— Ведите свою роту.

Капитан, пожав плечами, тащит из ножен саблю, кивает барабанщикам, тотчас рассыпающим надрывную дробь, и, скомандовав своим людям: «Примкнуть штыки! Вперед!» — исчезает в пороховой пелене вслед за Гильером. Сотня солдат идет следом, втягивая головы в плечи всякий раз, как впереди сверкают вспышки выстрелов.

— Вперед! Да здравствует император! Вперед!

А оставшийся на своем углу майор в беспокойстве грызет ноготь безымянного пальца, на котором золотом поблескивает перстень с фамильным гербом. Не может быть, думает он, не бывает такого, чтобы победители при Иене и Аустерлице, занявшись подавлением уличных беспорядков — делом грязным, муторным и славы не сулящим, — не сумели бы справиться с кучкой взбунтовавшихся голодранцев. Однако капитан Лабедуайер прав: это будет не так-то просто.

* * *

Пуля, попав Хасинто Руису меж лопаток, проходит навылет. Луис Даоис, стоя в пяти-шести шагах от него, видит, как лейтенант вдруг вскидывается, словно вспомнив что-то очень важное. Потом разжимает пальцы, выпуская рукоять сабли, глядит непонимающе на выходное отверстие, вокруг которого расплывается по белому сукну мундира красное пятно, и, давясь хлынувшей изо рта кровью, падает на ствол пушки, соскальзывает с него на землю.

— Унесите его! — приказывает Даоис.

Несколько горожан подхватывают Руиса, бегом тащат внутрь парка, но капитану некогда оплакивать потерю. Двоих артиллеристов и четверых добровольцев уже свалил град пуль, обрушенный французами на батарею, а еще человек пять из тех, что помогали заряжать и наводить, ранены. Как только неприятелю удается продвинуться на шаг вперед, он, закрепляясь на новом рубеже, усиливает огонь, и все новые и новые рои свинцовых пчел с жужжанием вьются вокруг, щелкая по стволам орудий, состругивая длинные щепки с деревянных лафетов. Покуда Даоис оглядывается по сторонам, пуля по касательной задевает прижатую к плечу саблю, и та дрожит, издавая тонкий металлический звон, — на лезвии остается зазубрина в полпяди.

«Нет, живым я отсюда не уйду», — снова думает он.

Вокруг жужжит и щелкает. У Даоиса ноют одеревеневшие мышцы — так напряжено все его тело в ожидании неизбежной пули, которая прилетит если не в эту секунду, так в следующую. Со стоном схватившись за голову, падает замертво Себастьян Бланко, 28 лет, еще один артиллерист, хлопотавший у пушки лейтенанта Аранго.

— Эй, кто там есть? Сюда! Пушка без прислуги! Даоис удовлетворенно отмечает, что орудиям, стоящим посреди улицы без всякого прикрытия, частым и относительно метким огнем — хоть и бьют они пригоршнями рассыпных пуль, а не картечью — удается вкупе со стрелками капитана Гойкоэчеа, засевшими за оградой и в окнах главного корпуса, сдерживать французов. Из домов напротив, из монастырского сада тоже идет пальба, и добровольцы время от времени сообщают о передвижениях неприятеля. Даоис видит: вот один, выскочив из укрытия, пробегает шагов двадцать, обшаривает карманы убитого француза, лежащего у самых монастырских ворот, а потом целым и невредимым несется обратно к товарищам.

— Лягушатники готовят атаку! Сейчас бросятся в штыки!