Читать книгу - "Секира и меч - Сергей Михайлович Зайцев"

С холма на холм, от леса к лесу, мимо деревень и укрепленных городков бежала дорога. Дня через три пути Глеб уже ехал по землям, в которых прежде не бывал. И слава о нем — добрая ли, дурная ли — до этих мест не доходила. Леса здесь были гуще и выше, чем черниговские. И это Глеба очень удивляло, ибо он всегда считал, что выше и темнее черниговских лесов быть не может. Еще Глеб приметил, что чаще стало встречаться жилье: и совсем маленькие деревеньки, и большие села с церквями. Девушки в этих селах были хороши. Глеб ничего не мог с собой поделать — заглядывался на них. А местные женихи смотрели на него — на чужого — хмуро, иногда вызывающе. Эти люди не знали, кто перед ними, поэтому и были так смелы. А Глеб не обращал внимания на местных задир. Он думал, что на их месте, быть может, вел бы себя так же.

Просить милостыню, подобно тому, как просили ее паломники, Глеб не мог: он все же был воином — и по рождению, и по духу, и по имени. И это воинское подавить в себе не мог. Не получалось у Глеба смирение. Как видно, слишком молод и дерзок он был.

И отбирать у людей ничего не хотел. Не желал Глеб прийти к святыням разбойником и татем. Думал, и без того уже достаточно прегрешил. И столько пролил крови!.. Глеб нанимался к людям в работники. Кому-то помогал пни корчевать, кому-то — избу переложить, кому-то — выкопать колодец. И люди платили ему — кто на что был богат. Кто хлебом, кто сыром, кто рыбой. Девицы, так те, понятно, — улыбками и лаской… Хорошие хозяева, примечая силу Глеба, его хватку и сноровку, говорили ему остаться. Наверное, имели на него виды как на жениха; хотелось хорошим хозяевам иметь внуков-великанов, внуков-силачей. Но Глеб отказывался. Милым девицам говорил приятные слова, хозяев благодарил за хлеб-соль и продолжал путь на запад.

И так Глеб однажды выехал к Днепру.

Невольно залюбовался он этой великой рекой. Дух захватило. Стоял на крутом берегу, смотрел, смотрел… Плыли по волнам корабли.

Налюбовавшись рекой, Глеб задумался: как переправиться на другой берег? где найти перевозчика?

Тут и услышал он позади себя конский топот. По этому топоту судя, решил, что кто-то очень спешит. Обрадовался Глеб, что будет у кого спросить насчет перевоза. Места ведь эти были пустынны.

Выехал Глеб на середину дороги. Поджидал.

Скоро услышал, что не один всадник скачет. Это несколько насторожило Глеба. Он подумал: не разослал ли старый Владимир по дорогам погоню?

Но вот всадники показались из-за поворота. Глеб увидел, что их было двое. Когда всадники приблизились, Глеб узнал в них Волка и Щелкуна. Те, тоже узнав Глеба, уняли бег лошадей. И к Глебу подъехали уже шагом.

Волк, хитро улыбнувшись, сощурив зеленые глаза, сказал:

— Киев красив, но Царьград, говорят, еще краше!..

— Всем городам — царь, — добавил Щелкун, громко прищелкнув языком.

А Глеб сказал просто:

— Я рад, что мы опять вместе.

Тогда побратимы поведали ему о тех днях, что они провели в разлуке: как они повернули на запад, как расспрашивали у людей про Глеба. Но никто про Глеба и слыхом не слыхал. Говорили только, что проезжал верхом некий молодец, на девиц глазами постреливал, смущал. Говорили, проезжал работник хороший, жених завидный. Говорили, проезжал настоящий богатырь…

А Глеб ответил побратимам, что никому не назывался своим именем, поэтому никто в здешних местах не знает Глеба.

И побратимы рассудили, что Глеб поступил умно.

Так, переговорив, они поехали не спеша берегом реки — с холма на холм вилась тропинка. Они надеялись встретить какое-нибудь жилье и договориться о перевозе. Но жилье им все не попадалось, хотя места эти были очень удобные для того, чтобы здесь поселиться: торговые суда шли по реке караван за караваном. Волк, как бы со знанием дела, заметил, что тут можно выгодно торговать. Он, видно, кое-что понимал в торговле… Но побратимы не могли знать, что места эти были пограничные между княжествами и из-за этих удобных земель между удельными князьями то и дело возникали споры, иногда заканчивающиеся кровавыми распрями с последующими судами при киевском князе. Понятно, что люди боялись селиться в этих местах.

Наконец наши путники встретили какого-то человека на дороге, и тот им сказал, что совсем недалеко есть перевозчик, однако, сказал, этот перевозчик дорого берет, поскольку он один на всю округу. Человек посоветовал: проще докричаться до торговых судов, и купцы переправят путников на другой берег за весьма умеренную цену.

Глеб было призадумался, но Волка и Щелкуна, на удивление, не смутил разговор о деньгах. Волк и Щелкун сказали, что Днепр вон как широк, — и пока до купцов докричишься, голос сорвешь.

Человек тот встречный пожал плечами и пошел своей дорогой. А Волк и Щелкун потянули Глеба к перевозчику.

Они теперь легко отыскали перевозчика: тот недалеко от берега удил рыбу с лодки.

Перевозчик был старый, но очень крепкий широкоплечий человек. И лицо у него было умное; занимаясь перевозом, всякого народа он повидал.

Перевозчик действительно, как и говорил тот человек, назвал очень большую цену. У Глеба в руках таких денег отродясь не бывало. Поэтому не удивительно, что Глеб разозлился. Он подъехал к самой реке и позвал перевозчика:

— Подплывай поближе, мы сейчас заплатим тебе.

Однако перевозчик и не думал подплывать. Он смекнул, что эти молодцы — не простые крестьяне и с ними лучше не ссориться. И он сбавил цену наполовину.

Глеб оглянулся на побратимов, а те кивнули и достали гривну серебра. Перевозчик просил половину гривны.

Увидев, что у этих людей есть, чем заплатить, перевозчик погнал лодку к берегу. Но он был очень недоверчив и не выпускал из рук тяжелого весла, готовый ударить им любого, кто станет ему угрожать.

Щелкун положил гривну на камень и достал меч, чтобы разрубить ее. Тогда перевозчик, увидевший, что у людей этих есть мечи, еще сбавил цену вдвое. И Щелкун отрубил ему четверть гривны.

Перевозчик, как видно, уважал вооруженных людей.

Лодка у него была небольшая, поэтому переправлять он мог только по одному всаднику. А Днепр был широк, поэтому переправа заняла полдня.

Когда Глеб и побратимы оказались наконец на другом берегу, уже вечерело. Перевозчик угостил их рыбой, отломил им хлеба и отправился обратно к восточному берегу.