Читать книгу - "Сиротка - Мари-Бернадетт Дюпюи"

— Еще папа купил диск Ла Болдюк[33], —добавил Симон. — Давай поскорее включим его и послушаем!

— Но это, наверное, очень дорого! — заволновалась Эрмин.

— Пришлось взять кое-что из отложенного на черный день. Чем я старше, тем менее жадным становлюсь, — отозвался Жозеф. — А знаешь, Мимин, ведь Ла Болдюк прекрасно зарабатывает на жизнь своими песнями. Хозяин отеля постоянно слушает радио, уж он точно знает, что говорит. Ла Болдюк продала двенадцать тысяч пластинок — наверное, неплохо обеспечила себя до конца своих дней. Хотя, конечно, с началом кризиса производство пластинок тоже уменьшилось. Я купил электрофон за умеренную цену. И это несмотря на то, что игла звукоснимателя алмазная, а не сапфировая!

Светясь от удовольствия, Элизабет показала Эрмин три диска в конвертах из тонкой бумаги.

— Жо сам выбирал. Посмотри — австрийская оперетта и опера, где главную партию поет Карузо[34], знаменитый итальянский тенор. А третья пластинка — это песни Ла Болдюк.

Молодая женщина обращалась с пластинками, как с редчайшим сокровищем, словно боясь, что при малейшем движении они могут сломаться. Жозеф взял диски из рук жены.

— Мне хотелось тебя порадовать, Эрмин, — сказал он. — Я понимаю, ты расстроилась из-за отъезда сестер, но я хочу, чтобы ты знала: наш дом — это и твой дом тоже! У тебя должна быть своя собственная комната — и теперь она у тебя есть!

Девушка с трудом сдерживала слезы счастья. Она и надеяться не смела на такую заботу и внимание.

— Вы так добры ко мне! — пробормотала Эрмин. Глаза ее блестели от слез.

— Не плачь, Эрмин, — попросила Элизабет.

— Может, мы, конечно, и добрые, но своего не упустим, — пошутил Жозеф. — Теперь тебе придется разучить несколько новых песен. И, если захочешь и хватит смелости, ты сможешь петь на сцене, перед настоящей публикой!

Эрмин посмотрела на него с удивлением. Петь перед публикой! В Квебеке тех времен не принято было, чтобы женщина работала. Достигнув определенного возраста, девушки выходили замуж, рожали детей и занимались их воспитанием. Конечно, некоторым доводилось немного поработать до брака, при условии, что эта работа не требовала специальной подготовки, но большинство сходилось во мнении, что женщина должна оставаться у семейного очага.

Жозеф думал также, и девушка знала об этом. Поэтому-то удивление ее было велико.

Элизабет отвернулась, чтобы спрятать смущение. Она была в курсе грандиозных планов мужа, но не одобряла их. Жозеф, скупость которого была известна всем жителям Валь-Жальбера, тратил деньги только в том случае, если был уверен, что они к нему вернутся с лихвой. Он рассчитывал поженить Симона и Эрмин, которая, он был уверен, своим голосом сможет заработать целое состояние. И состояние это должно остаться в семье. Накануне вечером, когда они укладывались спать, Жозеф изложил супруге продуманный до мелочей план действий.

— Я поезжу по шикарным заведениям на побережье озера Сен-Жан и переговорю с их директорами. В первую очередь съезжу в большой отель в Робервале, у них полно публики даже летом. Если Эрмин выучит несколько популярных песен, она сможет выступать на сцене после ужина. Да, именно «выступать на сцене» — так было написано в газете… Она еще слишком молода, чтобы уметь распоряжаться заработанным. Я буду откладывать ее деньги. Кое-что пойдет в наш кошелек — должна же она платить за свое проживание и питание…

— Жо, она много помогает мне по дому, — попыталась слабо протестовать Элизабет.

— Поверь, я знаю, как для нас лучше.

Решения Жозефа обсуждению не подлежали. С недавних пор, когда в его голове созрел замысел относительно будущей карьеры Эрмин, он все свое свободное время посвящал чтению газет. В местном отеле, куда он заходил на кружку пива, Жозеф внимательно слушал радио. В обществе происходили значительные перемены. Женщины все чаще устраивались на работу. Он вряд ли согласился бы отпустить на работу свою жену Элизабет, но будущность Эрмин, даже если девушке суждено было стать его невесткой, он рассматривал совсем под другим углом.

— Готово! — воскликнул Симон. — Пап, дай мне диск Ла Болдюк!

Старший из мальчиков поставил электрофон на буфет. Эрмин, сгорая от любопытства, подошла поближе. В чемоданчике оказался репродуктор, защищенный тонкой металлической сеткой. Арман приподнял рычаг звукоснимателя.

— Осторожно, негодник! — прикрикнул на среднего сына Жозеф. — Этот прибор легко сломать! Я запрещаю тебе к нему прикасаться!

Все затаили дыхание, когда электрофон включился и послышалось легкое монотонное жужжание. Симон опустил иголку звукоснимателя на край пластинки.

— Я умею им пользоваться, — горделиво заявил он. — В прошлом году такой себе купила тетка Кэролайн. Каждый раз, когда я приезжаю к ней на каникулы, мы слушаем новые диски!

Эрмин электрофон казался чем-то сродни волшебной палочке. Стоило зазвучать голосу Ла Болдюк, как она отшатнулась и замерла, зачарованная.

На этом диске была записана одна из самых популярных песен певицы, получившей широкую известность в Квебеке, но так и не избавившейся от характерного акцента, — песня «Кухарка». Эрмин, которая почти ничего не знала о музыке и певческом искусстве, показалось, однако, что голос у знаменитой Ла Болдюк тонковат. Жозеф слушал песню и смеялся от души — такими забавными ему показались слова.

Элизабет присела на стул и сложила руки на коленях.

«Мне больше нравится, как поет наша Эрмин», — думала она.

Арман принялся прыгать и кривляться, но Симон быстро успокоил его подзатыльником.

— От твоих прыжков паркет дрожит, а вместе с ним и буфет с проигрывателем! — сказал он брату. — Если диск поцарапается, его придется выбросить.

Потом они прослушали две арии из «Веселой вдовы»[35]. Жозеф объявил, что пора садиться за стол.

— А второй сюрприз, пап? — спросил Эдмон.

— О, с этим сюрпризом будет куда больше хлопот, — пробормотал хозяин дома. — Я совсем о нем забыл. А ведь надо его покормить.

— Покормить?.. — переспросила Эрмин.

— Ну да. Он в хлеву. Представь себе, у нашей коровы появился товарищ.

Дети, не чуя под собой ног, бросились к входной двери. Наскоро переобувшись в резиновые сапоги, они помчались в хлев. Симон взял Эдмона на руки, Арман тянул за руку Эрмин. В доме осталась одна Элизабет — застилала стол скатертью.