Читать книгу - "Батый - Василий Ян"

Бату-хан отобрал себе вороного жеребца с белыми до колен ногами, который косился огненным глазом, поджимая зад, и пытался укусить державших его конюхов. Остальных коней Бату-хан велел отвести к другим царевичам.

Бату-хан принял наконец урусутских послов. В его шатре собрались чингисиды и главные военачальники. Джихангир сидел на золотом троне, в шапке, украшенной большим алмазом, в одежде, расшитой золотыми драконами. Он поддел стальную кольчугу, не доверяя урусутам. По левую сторону сидели на ковре его жены, «семь звезд» Бату-хана. Они уже украсились подарками, привезенными рязанским князем. На старшей жене было ожерелье из крупных жемчугов, на других золотые запястья. У младшей – на лбу повязка из жемчужных нитей. По правую сторону трона сидели ханы и военачальники.

Князь Феодор рязанский оказался совсем молодым воином, роста среднего, статный, с широкими плечами. Держался прямо, смотрел гордо в глаза, не опуская взгляда, без улыбки – как дикий непокорный сокол. Он вошел без оружия, которое отобрали нукеры при входе в шатер. Князь Феодор сделал два шага и остановился, плохо видя в полумраке шатра. За ним вошли шесть человек его свиты и четыре боярина – его советники. Они выстроились в два ряда. Феодор снял соболий колпак и низко поклонился Бату-хану, коснувшись пальцами ковра. Его свита сделала то же самое.

Феодор сказал:

– Здравствуй на много лет, царь татарских стран, владыка и вождь храброго татарского войска!

Бату-хан долго молчал. Затем, зажмуря глаза, прошептал сидевшему у его ног рязанскому князю, Глебу Владимировичу:

– Как этот невежа мне кланяется? Скажи ему, что он мне не ровня, а мой слуга.

Глеб Владимирович сидел на пятках, подобострастно прижавшись к трону. Он сказал послам:

– Князь Феодор Юрьевич! Ты стоишь перед кем? Перед величеством мунгальским и, дерзяся, не сгибаешь колен? Ты забыл, верно, что царь Бату-хан владеет половиной мира, что он внук царя Чингисхана, владыки всех восточных земель? Скорее пади лицом на землю и покажи, что ты чтишь его величие.

– Что-то мне лицо твое больно знакомо, – ответил Феодор. – Не ты ли князь Глеб Владимирович? Не ты ли изменой завлек своих братьев на пир и всех перебил? Теперь же ты переметнулся и помогаешь татарам губить русские земли? Объясни царю, твоему новому хозяину, что мы, христиане, земной поклон делаем только перед святой иконой, когда творим молитву царю небесному, и до сих пор у нас царя земного не было. Эх, князь!.. Встретились бы мы с тобой в поле, не так бы заговорили…

Бояре перешепнулись:

– Живуч Иуда!

Глеб перевел слова Феодора. Пеной покрылись губы Бату-хана. Взбешенный, он заговорил:

– Вся вселенная поклонилась моему деду, Священному Воителю. По всему миру он пронес ужас монгольского имени. Вы ли, урусуты, думаете спорить с нами? Все народы, которые дерзко с нами спорили, обращены в пыль и пепел. На что вы надеетесь? Вы ли нас сильнее?

Феодор спокойно сказал:

– Я слышал о твоем великом деде, хане Чагонизе. Я почитаю этого великого воителя и тебя, его внука, и желаю тебе здоровья и благоденствия на много лет. Но для чего тебе, столь богатому и сильному, нужны еще наши бедные рязанские земли? Вы, татары, живете в степях, кони ваши любят ковыльную траву. Мы же, как медведи, запрятались в лесах, живем в дымных избах. Почему нам не жить с тобой как добрым соседям?

Глеб прошипел:

– Сосунок! Как ты смеешь так отвечать повелителю непобедимых монголов?

Бату-хан сказал несколько слов сидевшему рядом по правую руку Субудай-багатуру. Феодор догадался, что этот старый толстый монгол с единственным выпученным глазом – прославленный полководец, советник татарского царя.

Субудай сказал:

– На небе одно солнце, на земле – один владыка, монгольский каган. Все должны ему поклоняться и целовать перед ним землю. И вы, урусуты, это сделаете доброй волей иль неволей. Вы будете платить дань кагану и прославлять в молитвах его имя, когда Бату-хан поставит свой священный сапог вам на шею. Напрасно вы, дерзкие, до сих пор не покорились.

В это время в шатер вошел баурши и, пав на землю, прошептал:

– Обед готов. Разреши, ослепительный, принести все, что приготовлено для твоего пира.

– Неси! – сказал Бату-хан, сделавшись снова неподвижным и непроницаемым.

Феодор и его спутники продолжали стоять. О них как будто забыли.

Князь Глеб, поглаживая черную с проседью бороду, насмешливо наблюдал за русскими послами. Он был одет в потертый кафтан и походил на облезлого, но все же страшного степного орла, прикованного цепью за ногу. Он сказал русским послам:

– Что ж вы стоите, гости дорогие? Вас не звали, сами напросились, но коли попали на пир, то и вам угощения хватит. Садитесь, где стоите.

Дородный, осанистый князь Ижеславльский, стоявший рядом с Феодором, прошептал ему:

– Потерпим ради земли русской. Потрудись, князь Феодор, ради чести твоей и нашей. Воротиться домой легко, а договориться с татарами – трудно.

Молодой князь Муромский сказал:

– Чую, что всем нам не вернуться, ни мне, ни тебе. Сядем да посмотрим, сладка ли честь татарская.

– Садитесь! Бату-хан приглашает вас обедать, – сказал баурши.

Русские послы отступили к стенке шатра. Опустились на ковер, подобрав под себя ноги.

Князь Феодор и его спутники не раз бывали у половецких ханов, знали их обычаи: на пирах, во время угощения, всякое блюдо, всякий кусок мяса имеют свое значение, свой порядок и показывают больший или меньший почет. Поэтому русские зорко следили, будет ли им, как послам, оказан почет и какой именно.

По татарским обычаям, сваренный баран или другое животное – жеребенок, дикая коза – разнимаются на части согласно особым древним правилам. Поручается это специальному лицу, опытному в этом важном деле. Туша разрезается пополам – правая и левая сторона животного – и раскладывается на особом блюде. Животное делится на двадцать четыре части, и эти части раскладываются либо на двадцать четыре блюда, либо на двенадцать блюд, по числу гостей. И каждый гость получает либо целое блюдо, либо, когда гостей много, одно блюдо едят двое или трое.

Слуги входили парами, торжественно неся перед собой на вытянутых руках одно золотое и следующие – серебряные блюда.

Баурши, взяв золотое блюдо из рук слуги, остановился перед Бату-ханом и опустился на колени. На блюде лежали тазовая кость с мясом и голова барана.

Бату-хан принял двумя руками блюдо и поставил перед собой. Он выхватил из-за пояса тонкий нож, отрезал одно ухо барана и передал голову своему брату, хану Шейбани, сидевшему справа. Тем временем ловкие слуги бесшумно проскальзывали между гостями и ставили перед ними блюда. Четыре гостя получили по блюду каждый – знак высшего почета. Следующим подавали по одному блюду на двоих.