Читать книгу - "Убийство Уильяма Норвичского. Происхождение кровавого навета в средневековой Европе - Эмили М. Роуз"

Хотя славный мученик уже становился знаменитым (ведь подле его гробницы произошло столько чудес), мы не смогли записать их все как потому, что одни ускользнули от нашего внимания, так и потому, что не сумели удостовериться в полной истинности иных. Но мы с радостью включили в эту книгу те чудеса, в которых мы убедились лично^[506].

Томас уверяет своих читателей, что он проявил осмотрительность касательно истории девочки, родившейся слепой и немой и получившей исцеление от св. Уильяма: «Хотя мы узнали об исходе, как его описала мать девочки, мы хотели точнее выяснить истину, а потому поместили горящую свечу на палку и поводили ей перед лицом девочки»^[507].

Чтобы подчеркнуть истинность своих слов, Томас Монмутский называет людей, места и предметы, скорее всего, знакомые его читателям. Бескорыстные свидетели были также полезны. Торговца вином из Кельна призвали подтвердить, правду ли говорит паломник Филип де Белла Арборе из Лотарингии^[508]. Еще один паломник попросил подтверждения от своих домашних: «Как мы узнали от тех, кто присутствовал при его болезни и при его исцелении»^[509]. Иногда свидетельства самих больных было недостаточно. В одном случае, например, крестьянин-эпилептик из Лотингленда представил дополнительное свидетельство, а в другом Томас упоминает иных очевидцев, скорее всего, приходского священника, сопровождавшего болящего^[510].

Томас Монмутский очень чувствительно относился к критике своего труда, особенно со стороны тех, кто распространял слухи, «будто мы поставили клеймо истины на неправду или же приукрасили события порождениями собственного воображения»^[511]. Такие слова в собственную защиту встречаются у него довольно часто. Сообщая о лопнувших кандалах Филипа де Беллы Арборе, он отмечает: «Не думаю, что стоит верить тем, кто приписывает эти события жульничеству бродяг, ибо что бы злобные скитальцы ни придумали, лишь бы сыскать толику пропитания, мы смело свидетельствуем о том, что видели собственными глазами»^[512].

Исцеления происходили столь же часто из‐за улучшившегося питания, смены обстановки, надежды, времени или ухода и внимания, как и из‐за «чудесного» вмешательства. Но все же в случае св. Уильяма Норвичского перед нами – особенно интригующий пример средневекового понимания чудесного исцеления. Адам, сын Джона, домоправитель (dapifer) епископа, страдал от долгой и тяжкой лихорадки: «Болезнь дошла до такой степени, что кожа его съежилась, приобрела некую увядшую бледность, которая глазам свидетелей казалась признаком смерти». По совету родных он посетил гробницу Уильяма и заснул там. «Через два часа, – пишет Томас, – он встал здоровый и невредимый, словно никогда не испытывал никакой боли»^[513]. Однако dapifer Адам недолго прожил после своего исцеления. Вскоре его сменил в наследственной должности другой человек, получивший работу, возможно, женившись на вдове Адама и став опекуном его наследника; значит, улучшение в состоянии здоровья Адама оказалось кратковременным^[514].

Многие чудеса, приписанные Уильяму, связаны с исцелениями, как если бы его мощи могли совершить то, что было не по силам опытным врачам. После долгих лет страданий, иногда после многократных и бесполезных обращений к лекарям больные приходили к гробнице. Так, Агнес, жена пастуха Реджинальда, промучившись пять лет, «истратила много денег на лекарей»^[515]. Неназванная женщина пришла к Годвину, дяде святого, и сказала: «Я так бедна, что владею только тем, что ты видишь на мне. Я истратила все свои заработки на лекарей, и ничто мне не помогло»^[516]. В случае с сыном некоего Уильяма Полсхарта «по поводу здоровья мальчика советовались с лекарями и не получили от них никакой помощи; наконец отчаявшиеся родители прибегли к помощи св. Уильяма»^[517]. Св. Уильям и норвичские монахи предстают своеобразным дополнением к местным медикам и даже их конкурентами, а некоторые из них, несомненно, были евреями^[518].

В иных случаях семьи приводили родственников, нуждавшихся не только в исцелении, но и в усмирении. Джерард, племянник Уильяма Уитвеллского, вырвался из своих оков, чтобы припасть к гробнице Уильяма в Норвиче, а другие паломники освобождались от уз (добровольно наложенных на себя или носимых в наказание). Так, в оковах к гробнице Уильяма пришли Филип де Белла Арборе и брат еще одного человека. Рыбака Эборарда привели несколько человек; «ноги его были скованы, а руки связаны за спиной. <…> его подхватило множество людей, бросившихся ему навстречу, которые очень крепко его связали и положили (а он отчаянно сопротивлялся) рядом с гробницей»^[519]. Мы уже видели, что Симона из Хемпстеда также связали по рукам и ногам, а на следующий день увели домой совершенно здоровым.