Читать книгу - "Цареубийство. Николай II: жизнь, смерть, посмертная судьба - Семен Резник"

Что же было на самом деле? Уж не убили ли в юсуповском дворце двойника Распутина, тогда как праведник был спасен промыслом Божиим? Нет, говорит Т. Миронова, убит был подлинный Распутин, но в другом месте, другими лицами и другим способом. «Умышленно запутали историю страшной смерти, и все это делалось и продолжает делаться только для одного — сокрыть ритуальный характер убийства»^[192].

Новаторская идея!

В традиционной антисемитской мифологии еврейский заговор и ритуальные убийства существовали параллельно, не пересекаясь; а тут убийство Распутина стало точкой пересечения параллельных — вклад в науку, достойный Лобачевского!

Не менее плодотворно и открытие распутинского двойника.

Я вообще люблю двойников: с ними жить лучше и веселее. Не зря они густо населяют вороньи слободки шуток и анекдотов. Каких только двойников тут не встретишь — и Ленина, и Сталина, и Берии; есть забавный кинофильм о двойнике Наполеона. А вот анекдот из реальной российской жизни рассматриваемой эпохи. Когда был вынесен приговор Дмитрию Богрову, киевские черносотенцы захотели присутствовать при казни — чтобы убедиться в том, что Богрова не подменят его двойником. Просьба была уважена.

Чем больше двойников, тем объяснимей исторические загадки, парадоксы и несуразности! А уж для полного объяснения всего и вся надобен двойник (двойница) автора открытия. Не могла же доктор филологии выступить с такой распутинщиной. Не иначе, как ее подменили с коварной целью подорвать престиж патриотической филологии!

В книге А.И. Солженицына «Двести лет вместе» евреи делают ставку не на двойника Распутина, а на него самого — единого и неделимого. «Если раньше ходатайством за евреев занимался открыто барон Гинцбург, то вокруг Распутина этим стали прикрыто заниматься облепившие его проходимцы» (стр. 496). Подтверждение этому Александр Исаевич находит в книге Арона Симановича «Распутин и евреи»^[193], хотя считает ее «хвастливой» и содержащей «разный бытовой вздор и небылые эпизоды» (стр. 496), в чем безусловно прав.

Опираясь на хвастливые воспоминания Симановича, именующего себя «секретарем» Распутина, Солженицын вводит в ближайшее окружение старца банкира Д.Л. Рубинштейна, промышленника И.П. Мануса и даже «выдающегося авантюриста» И.Ф. Манасевича-Мануйлова^[194] — одного из создателей антисемитской фальшивки века: «Протоколы сионских мудрецов».

Крайности сходятся: если у А.И. Солженицына старец Распутин — величина отрицательная, и его «облепляют» евреи, то у Олега Платонова и Татьяны Мироновой старец Распутин — величина положительная, и евреи «облепляют» его врагов и даже делают его жертвой ритуального убийства.

У Олега Платонова самый злостный и коварный из врагов Распутина — журналист В.Б. Дувидзон^[195]. Он даже становится «женихом» дочери «старца» Матрены, чтобы вернее клеветать и готовить покушение на ее отца (в ее собственных воспоминаниях журналист Давидсон — только мимолетный ухажер). Зато Солженицыным этот враг Распутина вообще не упоминается, и понятно почему. Его появление сильно бы подорвало концепцию: «Распутин — ставленник евреев». По той же причине за пределами повествования остается и такой «секретарь» Распутина, как полковник Комиссаров — тот самый, который в 1905 году печатал погромные листовки в тайной типографии Департамента полиции (тогда он был еще ротмистром). Когда его конспиративная типография была раскрыта и ликвидирована, ротмистра услали в провинцию, где он дослужился до полковничьего чина, после чего его вернули в столицу. Его прочили в начальники Охранного отделения, но так как сковырнуть с этого поста полковника Глобачева не удалось, то ему доверили присмотр за Распутиным. За старцем был установлен двойной надсмотр: филеры Глобачева мерзли в подъезде, тогда как комиссаровцы располагались в самой квартире старца, а сам он близко сошелся со своим подопечным^[196].

Однако серьезные дела решались не на секретарском уровне.

Куда более влиятельные силы использовали Распутина, чтобы подняться в высшие этажи власти, и затем там удерживаться. Они-то и облепляли старца, действуя заодно с ним и через него. О том, как именно это делалось, подробно изложил товарищ министра внутренних дел С.П. Белецкий, рассказавший в частности, о том, как он и его шеф А.Н. Хвостов съезжались с Распутиным у Аннушки Вырубовой. На этих полуконспиративных совещаниях и определялось, с чем старцу пожаловать к «маме» и «папе», какие советы давать по части назначений, перемещений, помилований, награждений, многомиллионных подрядов и концессий. В числе особых заслуг Белецкого, прежде занимавшего пост начальника департамента полиции, — использование секретных фондов для подкупа экспертов обвинения на процессе Бейлиса. Так что, как ни раскладывай этот пасьянс, а получается, что черносотенцы и погромщики «облепляли» старца куда гуще, чем евреи.

Эпоха Распутина началась не с появления старца при дворе, а значительно позже, когда он стал, так сказать, политической силой. Начало этого периода примерно приходится на последний год премьерства Столыпина, а завершается февральским переворотом 1917 года. Распутина тогда уже не было в живых.

Причина кризиса — не сам «старец», а одряхление всего государственного организма. Воля к самосохранению, остатки которой спасли царизм в 1905 году, теперь была на исходе. Если в этом организме еще проявлялись признаки жизнедеятельности, то не в виде нормального обмена веществ, а в виде судорожных конвульсий. Распутин не был причиной болезни, а лишь наиболее зримым ее проявлением. Поэтому и устранение Распутина ничего не изменило. С другой стороны, даже в пору наивысшего влияния старца оно не было абсолютным. Прежде чем провернуть очередное дельце, Вырубова и Распутин тщательно расследовали обстановку, готовили почву, но если чувствовали, что с каким-то вопросом лучше не возникать, то и не возникали. Так, с Распутиным сблизился С.Ю. Витте, надеявшийся через старца снова занять ведущий пост в государстве. Распутину очень льстила эта дружба, но, зная отрицательное отношение к Витте «мамы» и «папы», он так и не решился предложить им его кандидатуру.

Распутин был противником войны с Германией. Оправляясь после ранения в далекой сибирской больнице, он слал «папе» и «маме» телеграммы, умоляя не затевать гибельной бойни. Его не послушались не только потому, что в тот момент его не было в Петербурге. Это еще одна иллюстрация к тому, что Распутин, распутинщина были следствием, а не причиной гангрены, разлагавшей государственный организм. Трупные пятна проступали и в таких событиях, к которым старец вообще не имел отношения. Наиболее значительное из них по своим последствиям — дело Бейлиса.