Читать книгу - "Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин"

— Не приводилось.

— Вернемся — послушаешь грампластинку. Поет — заслушаешься, особенно здорово получаются народные.

— Отчего сидит за кордоном? Вернулась бы домой, получила звание народной, как Шаляпин.

— Забыл, что он стал невозвращенцем!

— В Европе и Америке заработок у артистов не чета нашему, за один концерт отваливают миллион.

— Наша мадам зарабатывает не меньше Шаляпина.

— Приплюсуй к гонорару те деньги, какие органы платят, будет богаче Шаляпина. Думаешь, работает за франки и доллары? Зарабатывает с муженьком право вернуться на Родину, а это подороже деньжат.

— Деньги не бывают лишними, а ей нужны наряды для концертов, дорогие номера в гостиницах снимать, по свету разъезжать…

Время шло к полудню, и троих в школьном здании охватило волнение, какое испытывает охотник, выслеживая дичь.

Привели Миллера. Евгений Карлович был настолько ошарашен случившимся, что на какое-то время лишился дара речи. Тяжело дышал, недоуменно смотрел на напавших. Наконец с трудом спросил:

— Как прикажете все понимать?

— Считайте, что встретились с соотечественниками, которые жаждали увидеть вас, — ответил Шпигельглас.

— Вы из ЧК?

— Точнее сказать, из НКВД.

— Что от меня надо?

— Пока благоразумия, не совершать опрометчивых поступков, не пытаться освободиться от пут, подчиниться требованиям, иначе будем вынуждены применить силу, даже оружие.

— Отвезете в Россию?

Заместитель начальника Иностранного отдела чуть склонил голову, всмотрелся в генерала.

— Не в Россию, а в Советский Союз. Ваша бывшая Россия приказала долго жить, ныне есть Союз братских социалистических республик.

— Что меня ждет?

— Это зависит от вас.

— Расстреляете, как поступили с моим предшественником генералом Кутеповым?

Ответа не последовало: руководитель группы не имел права информировать пленника о причине смерти Кутепова. Не забывая, что «Груз» необходимо доставить живым, здоровым, Шпигельглас поинтересовался:

— Как с сердечком? Не беспокоит? А нервишки не пошаливают?

С чувством достоинства Миллер ответил:

— На здоровье не жалуюсь, беспокоит лишь возраст, с радостью сбросил бы десяток годов, чтоб вернуть былую силу.

— Для того чтобы вырваться из плена? Не надейтесь. И помолодеть не поможем — это не в наших силах, а вот уснуть — пожалуйста. Пара таблеток или укольчик — и будете спать как младенец.

— Обучены врачеванию?

— При необходимости заменю медсестру.

— Уж не Генрих ли, он же Гершель Ягода был учителем? — язвительно спросил Миллер. — В свое время он служил аптекарем, а в бытность наркомом специализировался в изготовлении и применении ядов. Дайте воды.

Гражуль взял бокал, поднес ко рту Миллера, помог напиться.

— Не боитесь, что вместо воды дадим яду?

— Я нужен вам живым, кроме того, армия, фронт научили забыть о страхах.

— С мертвого, верно, какой спрос.

Помня о смерти предыдущего начальника РОВС по пути в Новороссийск от передозировки хлороформа, нового пленного усыпили слабой дозой снотворного. Уложили в большой ящик, который поместили на грузовик «Форд-23». За руль сел Шпигельглас, рядом устроился прибывший из Испании резидент ИНО А. Орлов^[6], и машина покатила в Гавр. В порту подъехали к одному из причалов, где пришвартовался советский грузовой пароход «Мария Ульянова», доставивший во Францию тюки бараньих шкур.

К машине по трапу спустился капитан. Отвлекая внимание полицейского, угостил его папиросой.

— Что за груз? — поинтересовался страж порядка, увидев, как на борт понесли продолговатый ящик.

— Дипломатический, документы в порядке, — успокоил капитан и отдал приказ немедленно выходить в море, держать курс на Ленинград.

— Выгрузили лишь шестьсот тюков, — напомнил боцман.

— Есть приказ сниматься с якоря! — резко перебил второй помощник капитана, который появился на пароходе перед отходом в рейс и имел звание капитана госбезопасности. — Уберите с палубы матросов!

4

Спустя час, не завершив разгрузку, «Мария Ульянова» покинула Гавр, а с ним Французскую Республику.

Миллера извлекли из ящика, уложили в каюте на койку. Голова от снотворного раскалывалась, но Миллер не попросил у охраняющего его Станислава Глинского успокаивающую таблетку, впрочем, боль вскоре прошла.

— Отдаю должное вашему хладнокровию, — польстил резидент в Париже, значащийся как «Петр». — Не закатили истерику, не делали попыток вырваться, привлечь к себе внимание истошным криком. Другой бы на вашем месте совершил безрассудный поступок.

— Выдержке, самообладанию меня научила многолетняя армейская служба, — объяснил генерал. — Что касается истерики, то она присуща скорее дамам. Берегу силы, которые пригодятся. Верю, что о подлом похищении уже известно в моем штабе, а завтра о нем узнает вся Франция, следом Европа. РОВС примет меры, чтобы спасти меня.

Первым рассмеялся Шпигельглас, за ним другие чекисты.

— Пошлют в погоню за пароходом быстроходные катера? Объявят тревогу на всем флоте? Не смешите! Для всех вы ушли из дома, затем из штаба и бесследно пропали. Ищи ветра в поле хоть до второго пришествия.

Миллер собрал губы в похожую на гримасу улыбку.

— В штабе прекрасно информированы обо всем, что случилось. Я предвидел, что могу повторить участь генерала Кутепова и информировал сподвижников о всех своих передвижениях.

— Хотите сказать… — Гражуль осекся.

— Вы догадливы, — подтвердил Миллер. — Уходя по делам, каждый раз оставлял записку с указанием когда, куда, с кем и зачем направляюсь. Делал на всякий случай, и такой произошел. Нападение и похищение не станут тайной.

Письмо Е. К. Миллера: