Читать книгу - "Польша против СССР 1939-1950 - Елена Яковлева"

Обидно, однако, другое. А именно то, что сегодня, в период относительности всех принципов, наверняка найдутся оправдатели для этой польской галиматьи, видя ее первопричину в закономерной реакции поляков на многие годы их вынужденного рабства в составе Российской империи. Вот только доводы в защиту этого тезиса будут у них слабоватые, ибо давно и широко известно, что проклятый русский царизм как-либо персонально, по национальному признаку, поляков не притеснял, и на территории Российской империи они пользовались правами ничуть не меньшими, чем прочие населявшие ее народы, а в западных губерниях даже представляли собой привилегированный слой. Даже присягу в русской армии поляки произносили на родном языке, что тем не менее не мешало им относиться к ней в высшей степени формально.

Что же касается пресловутой цивилизованности, которой панове так любят кичиться, то, как вы, надеюсь, уже успели заметить, до сих пор у нас с Вами не было ни малейшей возможности в ней удостовериться. В конце концов, не считать же самым ярким из ее проявлений уже упомянутое выше массовое уничтожение русских военнопленных в польских лагерях. Или варварскую расправу над делегацией советского Красного Креста в 1919 г. А ведь тогда польских жандармов не остановило даже то обстоятельство, что наивные большевики поручили руководство ею поляку, известному революционному деятелю Брониславу Весоловскому, который был соратником по борьбе с проклятым царизмом аж самому Пилсудскому! Ан нет, не договорились. Весоловского сочли предателем и недрогнувшей рукой порешили, а наконец свободная (от чего?) польская пресса пропела его убийцам панегирик: «...Все это совершили храбрые воины, с огнем кладущие жизнь за отчизну. Расстрел этой якобы миссии Красного Креста был типичным актом коллективного самосуда, каковой представляет собой явление самозащиты общества, когда оно не доверяет эффективности официальной юстиции... Подсудимые признаются в убийстве членов советской миссии, считая, что они не несут никакой вины, так как действовали из идейных соображений...»

А теперь признайтесь, такая постановка вопроса вам ничего не напоминает? А именно революционную законность, в которой премного преуспели столь ненавистные «цивилизованным» полякам большевики? Одно непонятно: почему же их тогда возмущало ровно такое же «вероломное» отношение с противоположной стороны? Похоже, тут снова либо проблемы с логикой, либо с (не к ночи будь помянутыми!) двойными стандартами. Дескать, свою блистательную цивилизованность следует демонстрировать только перед теми, кто ее достоин, остальным и чего попроще сгодится. Особенно этим дикарям русским. Даром что их всемирно знаменитый писатель А. П. Чехов однажды заметил, что по-настоящему интеллигентному человеку бывает совестно даже перед собакой.

И все же не будем уж очень увлекаться выводами и обобщениями. Для них еще наступит свой срок, а пока продолжим анатомировать голые факты истории. В частности, послевоенного государственного строительства изрядно расширившейся Польши, которая мгновенно позабыла о взятых на себя обязательствах. Так, согласно Рижскому мирному договору она обещала Советской России предоставить белорусам, русским и украинцам, оставшимся на отошедших к ней территориях, все права, обеспечивающие свободное развитие культуры, языка и выполнения религиозных обрядов, а УССР и РСФСР согласились возвратить полякам различные военные трофеи, все научные и культурные ценности, вывезенные с территории Польши начиная с 1 января 1772 г., когда часть Польши была включена в состав Российской империи. Однако благие намерения с польской стороны так и остались на бумаге, и очень скоро новая Польша стала вести себя как государство одной нации. Какой — нетрудно догадаться. А то, что в восточных воеводствах Польши — на так называемых Восточных окраинах — даже по официальным данным поляки составляли всего 39,7% — не смущало никого. Хотя нет, пожалуй, все-таки смущало, раз уж поляки немедленно взялись за колонизацию этих земель.

Но была и другая причина для подобного рвения, выражавшаяся в понятной заинтересованности польских крестьян, которые, как и в России до революции, не могли похвастать большими наделами. Неблагоприятную ситуацию подогревало и то обстоятельство, что по всей Польше, в отличие от соседней России, оставались нетронутыми крупные поместья. А это, в свою очередь, нервировало подверженный красной заразе простой люд, то и дело порывавшийся поделить излишки земли. Да и неудачно начавшаяся война с Советами общего настроя не улучшала. А потому, дабы избежать нежелательных последствий, а заодно и заманить селянина в армию, польскому правительству пришлось пообещать земельную реформу.

Затем, когда наступление Советов все-таки отбили, земельный вопрос со всей своей остротой встал вновь. И вновь зажиточные соплеменники вернувшихся с фронта польских крестьян не пожелали делиться излишками, причем до такой степени, что в 1921 г. в Польше законодательно была закреплена неприкосновенность частной собственности. Которая тем не менее не распространялась на присоединенные «восточные окраины» и их обитателей: украинцев, белорусов и русских. Напротив, там допускалось разделение государственных имений, имений с плохим ведением хозяйства и принадлежащих лицам, враждебным польской нации. Кроме того, разрешалось выкупать за мизерные суммы излишки земли за Бугом, то есть у землевладельцев бывшей Российской империи.

Как раз-таки за Бугом польские реформаторы и развернулись: излишки земли выкупили и раздали ветеранам боев с Советами, так называемым осадникам, то бишь военным поселенцам-колонистам. Таким образом начали возникать поселки колонизаторов из бывших польских военных на украинских и белорусских землях. Их созданием польские власти убивали двух зайцев: и окраины больше на Польшу смахивать стали, и народу для догляду за гражданами, не желающими стать поляками, прибавилось. Что, собственно, никем и не скрывалось. Тот же Винценты Витое, борец за крестьянские права, лидер Народной партии (Стронництво Людовэ), сидевший при Пилсудском за защиту крестьян, откровенно заявлял, что только польский крестьянин в состоянии закрепить за Польшей земли на «восточных окраинах», поскольку он их освоит и защитит. В связи с чем на ум приходит история США, где в свое время тоже осваивали пространства и защищали их от дикарей.

По данным «Энциклопедии истории Беларуси», только на территорию Западной Белоруссии в период 1921-1939 гг. с этнически польских земель было переселено около 300 тыс. так называемых осадников, а также разных категорий чиновников и рабочих. Так в Западной Белоруссии вместо обещанной культурной автономии началась политика сплошной полонизации. В том числе и путем крутых мер в отношении местной системы образования. «Несмотря на то что в Версальском (статья 2), Рижском (статья 7) договорах и в конституции Польской Республики (статьи 111-116) за белорусами в составе Польши признавалось самостоятельное политическое, культурное и экономическое развитие, только до марта 1923 года из 400 существовавших к моменту аннексии белорусских школ были закрыты все, за исключением 37. Одновременно там было открыто 3380 польских школ, преимущественно в послевоенное время»^[9]. Количество белорусских школ систематически сокращалось, и в 1938-1939 школьном году оставалось 5 общеобразовательных польско-белорусских школ, 44 школы с белорусским языком, как одним из предметов, и 1 гимназия. Та же участь постигла белорусские учреждения культуры и общественные организации.