Читать книгу - "Нострадамус - Алексей Пензенский"

В эпоху арабского завоевания в Испании процветала еврейская ученость, распространившая свое влияние на Прованс. Наиболее образованные из раввинов перевели произведения Гиппократа на провансальский язык и привлекли массу учеников, которые получили образование в рамках арабской медицинской традиции. Таким образом, Южная Франция, всегда бывшая открытой как греко-романским, так и иудео-арабским влияниям, стала своеобразным научно-культурным заповедником, наиболее ярким выразителем духа которого стал университет Монпелье. Его медицинская школа находилась под высоким покровительством местного епископа. Административное управление осуществлялось деканом – старейшим из действующих врачей. Заметной была и должность канцлера: он выступал арбитром между преподавателями и студентами, а также между университетом и местным населением. Именно он созывал ассамблеи, где решались различные вопросы обучения.

Когда ученики прибывали в Монпелье, канцлер регистрировал их в соответствии с их дипломами и аттестатами. Тот, кто, как Мишель де Нотрдам, уже имел степень магистра, освобождался от вступительных экзаменов. Университет брал студентов под свою защиту – они выводились за пределы юрисдикции светской власти и передавались в ведение канцлера и судьи университета. Порой студенты злоупотребляли этой привилегией и нарушали законы, оставаясь при этом безнаказанными. Студенческая вольница имела давние традиции, уходившие корнями в Средневековье. Например, студенты-медики Монпелье избирали своего «короля», которого они торжественно водили по всему городу. Университет воспротивился было выборам «короля студентов», но школяры тут же перекрестили его в «аббата» с теми же привилегиями и торжественными шествиями.

Студент, поступивший на медицинский факультет, должен был вытерпеть годичный период инициации – своеобразной студенческой дедовщины, называемой в современной Франции bizutage; в XVI веке ее называли bejaunage (вероятно, искаженное bee jaune – «желторотик»). «Желторотые» медики вынужденно выполняли обязанности слуг – вытирали столы, бегали с мелкими поручениями «стариков».

Их инициация достигала апогея в довольно своеобразном танце, называемом «Прыжок» – он был главным событием соответствующего праздника с музыкой и неизбежной хмельной пирушкой.

По примеру нынешних студенческих ассоциаций, ренессансные студенты-медики возглавлялись председателем – прокуратором студентов и бакалавров (procurator baccalaure-orum et studentium). Главная его миссия состояла в том, чтобы следить за исполнением законоположений университета. Прокуратора избирали сами студенты из своей среды перед ежегодным началом занятий 18 октября – в праздник святого Луки, который считался покровителем врачей. В обязанности ему вменялась также регистрация вновь прибывших студентов в специальной книге. Затем он в течение недели после приезда новичков в город представлял их канцлеру. Наконец, председатель получал и хранил сборы со студентов, которые шли на нужды университета, будь то периодические банкеты или приобретение учебных пособий, в том числе трупов для анатомирования. С 1520 года медицинский факультет Монпелье располагал человеческим скелетом, купленным в Эгморте, где он был обнаружен в подземелье. Вскрытие трупов проводилось еще крайне редко; разрешалось вскрывать только тела казненных, а их, вопреки устоявшемуся мнению о свирепости тогдашних законов, было очень и очень мало.

Занятия начинались в самый ранний час, после рассветного колокола, и проходили в столь неудобных помещениях, что сторожа в холодную погоду вынуждены были утеплять их соломой. Устное образование состояло главным образом в чтении и заучивании наизусть комментариев на Гиппократа и Галена. Как уже отмечалось, учебный год начинался в октябре, а заканчивался на Пасху. Старшие студенты, однако, были обязаны оставаться в Монпелье до Ивана Купалы (21 июня) на практических занятиях лиценциатов, готовившихся к получению докторской степени.

Что же до развлечений, то студенты не знали в них недостатка. Франсуа Рабле, не понаслышке знавший медицинский факультет университета Монпелье (он закончил его и некоторое время там преподавал), оставил пространные описания праздников и попоек, поводом для которых могло стать все: прибытие новых студентов, отбытие выпускников и конечно же успешное прохождение экзаменов. Неспроста Пантагрюэль, оказавшись в Монпелье, обнаружил там отменные вина и веселую компанию, после чего подумал: а не остаться ли ему изучать медицину?

Впрочем, студенты не чуждались и высокого искусства, например, любительских спектаклей. Вот что рассказывает тот же Рабле об одном таком спектакле, в котором и он принял участие:

«– Уважаемый учитель, как же я рад вас видеть! Я слушал вас с великим удовольствием и за все благодарю Бога. Мы с вами не встречались с тех самых пор, как вы вместе с нашими старинными друзьями, Антуаном Сапорта, Ги Бугье, Балтазаром Нуайе, Толе, Жаном Кентеном, Франсуа Робине, Жаном Пердрие и Франсуа Рабле, разыгрывали в Монпелье нравоучительную комедию о человеке, который женился на немой.

– Я был на этом представлении, – сказал Эпистемон. – Любящий супруг хотел, чтобы жена заговорила. Она и точно заговорила благодаря искусству лекаря и хирурга, которые подрезали ей подъязычную связку. Но, едва обретя дар речи, она принялась болтать без умолку, так что муж опять побежал к лекарю просить средства, которое заставило бы ее замолчать. Лекарь ему сказал, что в его распоряжении имеется немало средств, которые могут заставить женщину заговорить, и нет ни одного, которое заставило бы ее замолчать; единственное, дескать, средство от беспрерывной женской болтовни – это глухота мужа. Врачи как-то там поворожили, и этот сукин сын оглох. Жена, обнаружив, что он ничего не слышит и что из-за его глухоты она только бросает слова на ветер, пришла в ярость. Лекарь потребовал вознаграждения, а муж сказал, что он и правда оглох и не слышит, о чем тот просит. Тогда лекарь незаметно подсыпал мужу какой-то порошок, от которого тот сошел с ума. Сумасшедший муж и разъяренная жена дружно бросились с кулаками на хирурга и лекаря и избили их до полусмерти. Я никогда в жизни так не смеялся, как над этими дурачествами во вкусе Патлена».^[8]

На медицинском факультете Монпелье студенты отдыхали по средам – этот день был посвящен Гиппократу. Каникулы начинались за неделю до Рождества и заканчивались через неделю после него; не учились также последние три дня перед началом Великого поста и две пасхальные недели. Летние (скорее, летне-осенние) каникулы продолжались с 24 июня по 18 октября.

Первый цикл занятий был посвящен тому, что биограф Нострадамуса Жан-Эме де Шавиньи назвал «философией и теорией медицины». Философия основывалась, главным образом, на учении Аристотеля. Этот цикл включал также начальные сведения по фармакологии, которые под названием основ медицины и поныне преподаются фармацевтам, а также анатомию. Этот период обучения увенчивался степенью бакалавра медицины, затем студент мог поступить на второй цикл, ведущий к лиценциату, а затем к докторской степени. После трех первых лет обучения Мишель де Нотрдам должен был предстать перед экзаменаторами, чтобы получить степень бакалавра. Как и остальным студентам, ему предложили рассказать о какой-либо болезни или же прояснить вопрос физиологии по выбору профессоров. Экзамен длился четыре часа, с восьми утра до полудня; Мишелю пришлось ответить на все вопросы и возражения строгих ученых-медиков. Очевидно, на выходе из аудитории его по сохранившемуся до сих пор у французских студентов-медиков обычаю, встретили тумаками и радостными криками «Vade et occide Cain» (лат. «Изыди и убей, Каин»). Степень бакалавра медицины позволяла кандидату вести медицинскую практику, но лишь вне территории города и его пригородов.