Читать книгу - "Серенада для Нади. Забытая трагедия Второй мировой - Омер Зюльфю Ливанели"

– Значит, Германия – ваша родина.

– Немцы говорят не «родина», а «отечество», но я предпочитаю это слово вообще не употреблять.

Я почувствовала, как он напрягся и слегка развернулся к окну, желая закончить этот разговор. Сложно было понять, что его разозлило. Я начала думать, что этот человек полон тайн.

А мы тем временем съехали с трассы и направились в сторону Бейоглу[12]. Машина за нами, должно быть, ехала в ту же сторону, так как я снова ее видела. А поскольку я любила фантазировать и выживала в этом сложном мире только благодаря воображению, я тут же сочинила сюжет. Пусть профессор будет опасным шпионом! А в машине за нами – агенты спецслужб! Сейчас они нас где-нибудь прижмут, выскочат из машины с пистолетами и захватят профессора, а меня свяжут по рукам и ногам и бросят в тюремную камеру… Вот будет потеха. Только чертов Сулейман снова выкрутится и сбежит. Или он с самого начала с ними заодно.

В годы учебы на литературном факультете и в следующие несколько лет, когда я активно занималась литературой, у меня вошло в привычку сочинять и смотреть на жизнь сквозь призму историй.

Но в последующие годы я несколько забросила это занятие. Желая начать писать роман, я перед этим прочитала несколько книг о литературных приемах. Может быть, из-за такого формального подхода я и охладела к литературе?

А может быть, и не было никакой скрытой причины. Жизненные обстоятельства не позволили мне стать писателем, вот и все. Все эти кричащие лозунги «У тебя получится, стоит только захотеть!» из бестолковых поверхностных книжек по «личностному развитию» – все это обман. Человек хочет только того, что в его силах. «Хотеть» – не одно и то же, что «желать» или «мечтать». «Хотеть» значит быть готовым заплатить цену, сделать необходимое.

Да, в последние годы у меня не возникало желания написать роман. Не было сил, условия не позволяли. Однако привычка фантазировать и выдумывать истории все же у меня осталась. Так тоже было хорошо. Весело.

– Раз вы улыбаетесь, значит, вы на меня не сердитесь!

Слова профессора вывели меня из задумчивости, я заметила, что и правда улыбалась.

– Как я могу на вас сердиться, ходжа! – вылетело у меня, и я тут же прикусила губу. По привычке я обратилась к нему турецким словом «ходжа», как ко всем нашим преподавателям. Мы произносили его сотни раз в день.

Теперь рассмеялся Вагнер.

– Да, да! – радостно подтвердил он. – Ходжа! Так меня в Стамбуле все называли. Я больше полувека не слышал это слово. Спасибо, теперь я понял, что действительно нахожусь в Стамбуле.

Когда мы подъехали к старинному «Пера Палас», лед между нами совсем растаял. Отель располагался на узкой улице, его сияющие сквозь дождь огни и кованый козырек над входом придавали зданию сказочный вид.

* * *

Мне почему-то приятно сейчас представлять «Пера Палас». Мы на высоте восьми тысяч метров, салон самолета погружен в темноту, и мне в лицо бьет свет от ноутбука. Отель был построен для аристократов, путешествующих на «Восточном экспрессе», и в 1895 году состоялся бал в честь его открытия. Для меня это до сих пор самое необычное здание Стамбула.

Когда мы, спасаясь от дождя, поспешно заходили в лобби «Пера Палас», Сулейман передал чемодан профессора сотруднику отеля. Однако скрипку Вагнер нес сам: он с ней не расставался.

Пройдя через вращающиеся двери, я обернулась к оставшемуся позади Сулейману и увидела, что следовавший за нами белый «рено» припарковался здесь же. Слишком много совпадений. Неужели правительство приставило к профессору охрану? Он настолько важная персона? Может быть, и правда совпадение. Ведь не только мы ехали из аэропорта в «Пера Палас».

Когда мы вошли в отель, Вагнер стал еще более печальным. Взгляд его голубых глаз был задумчив. Он будто бы побледнел, но мне могло так показаться от света огромной люстры над нами.

– Посидите немного, я вас оформлю, – сказала я, усадив его в старое, но красивое кресло-бержер. – Можно ваш паспорт? Хотите кофе или чего-нибудь покрепче?

– Когда вы закончите, не хотите выпить вместе виски? – ошарашил он меня.

– Конечно! – ответила я, тревожась, однако, когда же я вернусь домой, как приготовлю ужин Керему.

На ресепшн Мустафа-бей[13] спросил:

– Снова гости?

– Что поделать, такова наша работа. Человек пожилой, устал. Дайте ему тихий номер.

– Не беспокойтесь, Майя-ханым[14].

– Спасибо.

Возвращаясь к Вагнеру, я попросила у официанта двойной виски «Джей энд Би» и белый портвейн:

– Виски со льдом, а еще подайте воду и закуску, пожалуйста.

Но подойдя к профессору, я увидела, что он уснул в кресле: голову прислонил к краю спинки, дышал глубоко и ровно. Вид у него был невинный.

Так было даже лучше. Воспользовавшись ситуацией, я решила поскорее бежать домой. Отменила заказ и попросила официантов не трогать гостя:

– Как проснется, отведите в номер.

Затем взяла на ресепшн листочек, украшенный вензелем «Пера Палас», и написала короткую записку: «Ходжа, вы так крепко спали, я не стала вас беспокоить. Завтра утром в 11 я за вами заеду».

Выйдя из отеля, я направилась к Сулейману. Стараясь выглядеть приветливо и даже слегка коснувшись его руки, я сказала:

– Мы сегодня припозднились.

Я слегка к нему наклонилась, как будто так меня будет лучше слышно:

– Керем ждет ужин. Поехали ко мне? Если тебе не сложно.

* * *

Господи! Сейчас пишу это, и мне немного стыдно. Ну что значит «поехали ко мне»? В попытке расположить его к себе что я такое ляпнула? Разумеется, никакого подтекста в моих словах не было. Когда я печатаю эти строки, я могла бы использовать другие слова, не те, что помню, а более подходящие – я бы не погрешила против правды. Но пусть, я пишу, как приходит в голову, не тревожась и не боясь быть неправильно понятой.

В конце концов, я не писатель. Ценность моего рассказа только в правдивости. Да и находясь в небе, в темноте, когда все вокруг спят, как-то не чувствуешь потребности заниматься самоцензурой.

* * *

Сулейман немного помедлил. Вероятно, думал, какую выгоду он из этого извлечет. Затем он оживился:

– Прыгай в машину, абла. Поехали.

Садясь в машину, я взглянула на белый «рено». В нем сидели трое мужчин, водитель улыбался и курил сигарету. Они смотрели на нас. Или мне показалось?

«Да нет, с чего им на нас смотреть», – подумала я. Но нет, правда смотрели! Ситуация становилась все более странной. Зачем приезжать в отель и ждать на улице? Точно охрана. Либо американское посольство, либо турецкие власти поставили для Вагнера охрану. Значит,