Читать книгу - "Королева Бланка - Владимир Москалев"

Кардинал, между нами говоря, и сам «неровно дышал» к красавице-испанке.

— Я поговорю с графом, — тотчас пообещал он.

И отправился стращать Тибо карами небесными за любовь к замужней женщине, тем более королеве…

Бланка обернулась:

— Как думаешь, Бильжо, поговорит?

— Нет — я сделаю это за него, — бесстрастно ответил верный страж, холодно глядя перед собой.

Этот человек был тенью Бланки Кастильской, её слугой, её рабом. Для него существовала только его хозяйка, которую он обязан защищать от врагов. Кто в их числе — не имело значения. Один жест принцессы, а потом королевы, один только её взгляд — и Бильжо, не раздумывая, зарубил бы на месте кого угодно, будь то бедный рыцарь, знатный вельможа или даже сам Папа. Неважно, какой титул. Он мог арестовать любого, на кого она укажет, засадить его в тюрьму и даже пытать. Бланка позволяла ему всё. Это был Минотавр при Миносе, Ладон^[7] при саде Гесперид, Цербер у врат ада. Он выполнял свою работу, не требуя за неё плату, ни на что не жалуясь и ничего не прося. Он служил только ей, своей королеве, другого хозяина у него не было и не могло быть.

Он был сыном Беатрисы, дочери Бильжо, бывшего наёмника^[8]. Мать назвала его так же, как звали её отца. В свои двадцать три года Бильжо оставался холостым, хотя любая придворная дама сочла бы за счастье выйти замуж за отпрыска знатного рода Монморанси. Рост выше среднего, широк в плечах, каштановые волосы, карие глаза, ровный нос, волевой квадратный подбородок — стоит ли желать мужа лучше этого? Но сын Беатрисы не принадлежал к категории одержимых страстями; его не интересовала (во всяком случае, на данном этапе) ни одна женщина, кроме той, жизнь которой он охранял.

Его дед верой и правдой служил Филиппу Августу с самых первых дней его правления и участвовал во всех битвах своего короля. Весь в резаных и колотых ранах от мечей, сабель и стрел, он тем не менее не погиб в бою, а, обессиленный и уже с трудом выговаривавший слова, умер в своём замке в 1223 году, задолго до смерти отдав своего внука обожаемой им принцессе Бланке Кастильской. Последние слова умирающего отца передала хронисту его дочь: «Мне незачем больше жить на свете, если со мной нет моего короля». Филипп Август, как известно, умер в том же году.

Много уже лет тому, как Бланка наняла для обучения Бильжо-младшего лучших бойцов, и теперь он в совершенстве владел мечом и боевым топором. К нему привели однажды ассасина^[9] по имени Аутар, и тот обучил юношу виртуозно владеть ножом. У Бильжо их было два, оба висели на поясе у него за спиной. В случае надобности он мгновенно выхватывал нож и бросал его с такой силой и меткостью, что с десяти шагов попадал в монету, разрубая её пополам.

Бильжо знал все тайны королевы и двора, но был нем, как саркофаг, и бесстрастен, как сфинкс. Он всегда стоял с правой стороны от кресла, в котором сидела Бланка; обе руки его покоились на рукоятях меча и топора. Он никогда не задавал вопросов, он просто смотрел на того, кто говорил с королевой. Ему не было дела до разговора, его не интересовал тот, кто вошёл, будь то женщина, епископ или принц соседней державы. Бездушный и безгласный, он стоял на своём месте, точно прибитый к полу гвоздями. Казалось, его и не спихнуть. Но один выразительный взгляд Бланки — и он бросался ястребом, готовый либо убить, либо взять под арест. То и другое уже имело место, а ему подчинялась вся дворцовая стража.

Денно и нощно Бильжо охранял покой своей хозяйки, ему даже еду приносили в покои королевы, и случалось, они вместе ели. Ночью он спал на полу подле её кровати, как пёс, и Бланка почти что никогда, раздеваясь ко сну, не прогоняла его, часто слушая рассказы из жизни его деда. Она к нему привыкла. Он был для неё не мужчиной, а всего лишь стражем, чем-то необходимым, без чего никак нельзя обойтись и что непременно должно находиться именно в это время и в этом месте. Оставаясь вдвоём, они вели задушевные беседы, но только как друзья. Никакого намёка на различие полов. Бильжо не видел в своей хозяйке женщину в прямом понимании этого слова, перед ним была всего лишь королева, которую он обязан был охранять.

Нет надобности говорить, что он, как привязанный, следовал за Бланкой повсюду. Она уже не представляла себе: как это так — его не будет рядом! Выезжает она на соколиную охоту — он неизменно близ неё; едет куда-либо — он всегда справа; принимает ванну — он сидит у её ног, зорко посматривая вокруг и совсем не глядя в её сторону, когда её вытирают и одевают. В ответ на недоумённые взгляды служанок Бланка лишь смеялась.

Об этом все знали. Бильжо боялись. Женщины тоже. Они не только не решались заговорить с ним, но опасались даже взглянуть на него. Он расшвыривал их в стороны, если они мешали Бланке пройти, и молча хлестал по щекам, когда ему казалось, что кто-то посмел отпустить оскорбительное слово в адрес королевы. Так же он мог поступить с любым рыцарем или духовным лицом. Его не один раз вызывали на бой; несколько мёртвых тел унесли уже с места поединков.

Таков был тот человек, к которому Бланка обратилась с вопросом. Она ещё не знала, что очень скоро у неё останется только он один.

— Не трогай его, пусть поёт свои песни, — произнесла она в адрес Тибо.

— Шампань? — коротко спросил верный страж.

Бланка кивнула:

— Сын обязан продолжать дело своего отца. Проклятые Плантагенеты! Но настанет день, когда их выметут вон из французского королевства. Свёкру Филиппу было легче. Людовику кроме англичан приходится подавлять очаги ереси на юге. Но так надо. Лангедок должен отойти под власть короля. Повсюду будет единая вера, как того хочет Рим, как желает этого Франция!.. Однако что-то долго нет вестей с юга. Людовик отсылал ко мне гонца каждые десять дней, но прошло уже пятнадцать. Больше! Не случилось ли чего с королём?..

Бланка порывисто встала, зашагала по комнате.

— Почему нет гонца?

И снова шаги, быстрые, нервные; взгляд мечется по сторонам, ища за что зацепиться.

Вдруг она остановилась.

— Что-то произошло, Бильжо! Чувствую, случилась беда. — Она подняла руки к груди. — Святой Боже, уж не с королём ли?..

Она подбежала к окну, распахнула его, вперила взгляд в туманную даль, в сторону Сен-Жерменского аббатства, туда, куда уже почти год как ушло королевское войско.