Читать книгу - "Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге - Арман Николи"

Во-первых, в письмах к Зильберштейну Фрейд упоминает и о другом философе, чьи труды он читал, – о Людвиге Фейербахе. «Благоговею перед Фейербахом превыше всех иных философов», – писал он другу в 1875 году^[24]. Людвиг Фейербах, родившийся в 1804 году, изучал богословие в Гейдельбергском университете, был учеником Гегеля, в своих работах критиковал богословие, утверждая, что отношения с другими – «Я-и-Ты» – более убедительны, чем отношения с Богом. Сам он называл себя верующим, но его труды подпитывали атеизм и Маркса, и Фрейда. Основной тезис его труда «Сущность христианства» состоит в том, что религия – просто проекция потребностей человека, осуществление его глубинных желаний.

Цель его книги, по словам Фейербаха, – «разрушение иллюзии». В заключительной части он кратко подводил итоги своего философского творения: «Мы показали, что сущность и объект религии – это всегда человек; мы показали, что божественная мудрость – это мудрость человеческая; что тайна теологии – это антропология; что абсолютный разум – это так называемый ограниченный субъективный разум»^[25]. Много лет, уже во взрослой жизни, Фрейд продолжал работать над теми выводами, которые можно было сформулировать из утверждений Фейербаха.

Были и другие предпосылки, из-за которых Фрейд мог отказаться от духовного мировоззрения. Это, в частности, и культурная среда Европы конца XIX-го и начала XX веков, и особая атмосфера медицинского факультета, где учился будущий основатель психоанализа. В конце XIX века вышло много публикаций, посвященных конфликту науки и религии. Две известные книги: «История конфликта между религией и наукой» Джона Уильяма Дрейпера и «История битвы науки с богословием в христианском мире» Эндрю Диксона Уайта – хорошо передают тогдашнее умонастроение. Историк Питер Гэй говорит о «мощном заряде антиклерикализма и секуляристского презрения к религии» европейской культуры в годы студенчества Фрейда^[26]. Этим было пропитано и сообщество медиков, расположения которого отчаянно искал Фрейд, – и как начинающий профессионал, и позже, когда он желал, чтобы оно приняло его теории.

Фрейд работал в лаборатории Эрнста Брюкке, представителя физиологов, пытавшихся построить биологическую науку на чистом материализме. В автобиографии Фрейд упоминал, что этот человек для него «значил больше, чем кто-либо еще во всей жизни»^[27]. Как и многие другие преподаватели медицинского факультета, которыми восхищался Фрейд, Брюкке решительно отвергал духовное мировоззрение и утверждал, что науку невозможно примирить с религией и что истина постигается исключительно научным методом. Позже Фрейд писал: «Нет другого источника познания вселенной, кроме того, что мы называем исследованием»^[28].

Фрейд страстно желал получить престижную профессуру в Венском университете. В этом ему отказывали годами. Его коллеги, которые проучились столько же, сколько и он, получали профессорские места, а Фрейд год за годом видел, как кто-то в очередной раз его обходит. Он устал от пассивного ожидания, решил действовать через своего влиятельного друга-политика – бывшего пациента – и в конечном итоге получил желанное назначение. Обычно, как замечал Фрейд, этого дожидались четыре года, ему же пришлось ждать семнадцать лет. Один пожилой профессор физиологии сказал, что в некоторых официальных кругах к Фрейду относятся настороженно. Кроме того, двое профессоров, поддержавших его кандидатуру, напомнили ему об антисемитских настроениях в Австрии и намекнули, что ему, возможно, предстоит столкнуться с неприятием^[29].

В годы учебы Фрейда на медицинском факультете и политику Австрии, и умы народа окрашивал яркий антисемитизм. Не избежали его и медики. Евреи в Вене в конце XIX века жили в атмосфере психологического холокоста – предвестии событий, произошедших при нацизме поколение спустя. Медицинскую литературу тех лет пропитывали расизм и антисемитизм. По словам историка Сандора Гилмана, медицинские журналы отражали идеи XVIII века о том, что «евреи глубоко порочны… и склонны ко многим заболеваниям»^[30]. Официальный биограф Фрейда Эрнест Джонс утверждал, что Фрейд, «подобно многим евреям, замечал мельчайшие признаки антисемитизма и немало страдал уже со школьных лет, а особенно в Венском университете, ибо антисемитизм просто пронизывал столицу»^[31].

Первое столкновение Фрейда с антисемитизмом оказало решающее влияние на его отношение к духовному мировоззрению. В Австрии где-то девять десятых населения причисляли себя к католикам. В такой среде, говорил Фрейд, «я, еврей, был обречен чувствовать себя никчемным чужаком». Можно понять, почему Фрейд подозрительно относился к тому, что называл «религиозным Weltanschauung [мировоззрением]», почему он стремился показать несостоятельность духовного мировоззрения и уничтожить его и почему считал религию «врагом». Если бы не этот «враг», он бы не пребывал среди ничтожных меньшинств и не был бы обречен воспринимать себя «никчемным чужаком»^[32].

Всю жизнь Фрейд помнил об одном случае, о котором ему рассказал отец, когда мальчику было десять. К отцу подошел хулиган-антисемит, сбил с него шляпу в грязь и закричал: «Жид! Пшел с тротуара!» Зигмунд спросил, как тогда поступил отец. «Я отошел на дорогу и поднял шляпу». Мальчика поразил столь «несмелый поступок сильного мужчины»^[33]. В отличие от отца, Фрейд не хотел пассивно принимать антисемитизм, а желал отчаянно, изо всех сил с ним сражаться.

В апреле 1882 года Фрейд познакомился с Мартой Бернайс, а через два месяца они обручились. Ее дед, иудей-ортодокс, был главным раввином Гамбурга, а отец ее следовал всем правилам дедовой веры.

Двадцатисемилетний Фрейд писал невесте об одном случае в поезде: «Тебе известно, как я жажду свежего воздуха и всегда стремлюсь открыть окна, особенно в поездах. И вот, я открыл окно и высунул голову, хоть подышать немного. А мне закричали: “Закрой!”… Я выразил готовность его закрыть, если откроют другое, напротив, – ибо то было единственное открытое окно во всем длинном вагоне. Начались споры, и один уже сказал, что вместо окна откроет вентиляционную решетку, но тут сзади кто-то крикнул: “Да это грязный жид!” – и все стало иначе». Фрейд рассказал, что один из спорящих угрожал ему расправой. Он ответил: «[Я] нисколько не боялся толпы и попросил скандалиста держать при себе пустые угрозы, к которым я не испытывал ни малейшего почтения, а другого – выйти и встретить то, что его ждет. Я был готов убить его…»^[34]