Читать книгу - "Женщины Девятой улицы. Том 3 - Мэри Габриэль"

Однажды, скромно потягивая коктейль, Рут случайно встретилась взглядом с одним художником — он часто захаживал к ним в галерею. Тот пригласил девушку к своему столику в задней части бара — она смогла хорошенько осмотреться и прислушаться к разговорам. В баре попахивало застарелой мочой, не было ни музыки, ни мягкого света — просто уродливые яркие блики и шумная невнятная болтовня.

«Эти звуки издавали бедно одетые, унылые, явно раздражающие друг друга и, конечно, пьяные люди», — рассказывала потом Рут^[60]. Но так было, пока в бар не вошел Джексон: «Поллок приехал». «За считаные секунды все резко изменились — лица ожили, — вспоминает она. — Все вдруг стали какими-то спокойными и одновременно активными»^[61]. Она с нетерпением ждала появления буйного мастера, но и все остальные жаждали его увидеть не меньше.

Обширное сообщество здешних молодых художников и всевозможных любителей искусства слышало, что Джексон Поллок всегда приходит в «Кедровый бар» по понедельникам, поэтому стекалось сюда, как на шоу. Они мечтали уйти в тот вечер из бара со своей собственной историей о возмутительном поведении великого Поллока. Он, надо сказать, осознавал, что за каждым его движением наблюдают десятки внимательных глаз. Поэтому, дабы не разочаровывать «зрителей», порой притворялся еще более пьяным, чем был на самом деле^[62]. Но чаще он все-таки был действительно очень пьяным.

Рут он показался крупным усталым мужчиной, излучающим мощную энергию. «Вошел гений, и каждый из нас это знал, чувствовал», — объясняла она^[63].

«Джексон, Джексон… Привет, Джексон!» — незнакомцы вокруг нее наперебой старались привлечь к себе внимание вошедшего. Позже Рут утверждала: Джексон смотрел на нее еще от барной стойки. Потом он пошел к ее столику, уселся за него и стал ждать, пока его представят. «Джексон, это Рут Клигман. Она потрясающая… Ну разве она не красавица?» — произнес компаньон Рут. А Джексон ответил: «Ты говоришь как последний урод!»^[64].

По утверждению Рут, представление было формальным ритуалом. Она чувствовала, что отлично знает этого человека через его творчество. Впоследствии она вспоминала, что они посмотрели друг другу в глаза и сразу поняли, что влюблены^[65]. Всерьез воспринимать столь безнадежно романтичную историю с участием Джексона Поллока довольно трудно, однако Рут рассказывала ее именно в таком виде.

Биографы Поллока Стивен Найфи и Грегори Уайт-Смит описывают историю отношений Рут и Джексона несколько иначе. Джексон вовсе не заглатывал ее наживку при первой же встрече. Девушка звонила ему и уговаривала два месяца. Он наконец-то согласился прийти к ней в гости, напился в хлам и всю их первую совместную ночь жутко храпел. Утром он решил, что ночью они занимались любовью, и почувствовал по этому поводу чрезвычайное возбуждение. Он выставил свой «трофей» напоказ — хвастался в баре молодой любовницей. Рут это вполне устроило.

«Я всегда мечтала, чтобы все обращали на меня внимание, а с Джексоном так оно и было», — признавалась она позже^[66]. Несколько раньше Time назвал Джексона «дикарем» и «Джеком-разбрызгивателем». Теперь же этот журнал сравнил его с Марлоном Брандо и Джеймсом Дином^[67]. Под руку с юной Рут художник и выглядел соответствующе — как действительно очень плохой парень! «Он хорошо к ней относился… Ну, вы понимаете — красивая, сладострастная девушка, которая считает его величайшим человеком в мире и по уши в него влюблена», — рассказывал Джеймс Брукс^[68]. Какое-то время Рут и правда дарила Джексону радость — отчасти потому, что стала приятным секретом, который он мог скрывать от Ли^[69].

В марте 1956 года в Спрингс из Парижа приехал художник Пол Дженкинс^[70]. Ранее он имел сомнительное удовольствие общаться с пьяным Джексоном — он видел коллегу в его наихудших состояниях, но опыт жизни с отцом-алкоголиком позволял ему верно трактовать ярость Поллока. «Я сразу начал ему сочувствовать, потому что понимал не только его личностные характеристики, но и особенности психики, которые завели его в туннель. В конце вовсе не обязательно просматривается свет — там может быть только тьма, тьма лично для него».

Кроме того, стоило Полу заговорить с Джексоном о живописи, как мрачный и злобный циник куда-то исчезал — его сменял спокойный человек, который знал искусство как свои пять пальцев^[71]. Джексон ощущал свою тесную связь со всеми художниками, творившими до него, и заставлял чувствовать ее и других людей. «Единственное, что я могу утверждать: общение с ним оказало на меня огромное долгосрочное влияние. Я встретил человека, который отдал искусству всю свою жизнь, — говорил Пол. И продолжал: — Я чувствовал, что в этом парне живет концепция человеческого существа, чье служение я мог бы уважать. Джексон был чем-то вроде человеческого катализатора. Он постоянно выходил за рамки дозволенного и бил грязные окна, чтобы мир был лучше виден»^[72].

Нью-йоркская богема со временем стала видеть в Джексоне просто эпатажного персонажа — в глазах молодежи он уже не был великим художником-новатором. Да он и сам отвык от уважения к своему творчеству, которое выказал Пол.

Уикенд в Спрингсе оказал исключительно благотворное влияние и на Джексона, и на Ли. Он напомнил обоим о том, кем на самом деле является Джексон Поллок для более молодого коллеги, который смотрел восхищенными глазами. «В какой-то момент мы обратили внимание на огромное комнатное растение, которое Поллокам, как оказалось, давным-давно подарил Говард Путцель, и супругов накрыла ностальгия, — вспоминал Пол. — При одном упоминании дарителя оба как-то подобрели и начали наперебой вспоминать, каким славным он был и как сильно их поддерживал».