Читать книгу - ""Шпионы Ватикана..." О трагическом пути священников-миссионеров. Воспоминания Пьетро Леони, обзор материалов следственных дел - Пьетро Леони"

Случалось, что заключенные готовы были рискнуть жизнью ради воли. Таков оказался мой приятель, цыган из Одессы, мы работали в одной бригаде. Несмотря на молодые годы, ему не было тридцати, он был верующим и часто делился со мной тревогами, предчувствуя, что не увидит больше семью и родной город. Я утешал его, когда он падал духом.

Однажды, не сказав друзьям ни слова, он устроил сюрприз всей бригаде. Был май. Уже несколько дней мы ходили на работу в лес; в то утро моросил дождик. Мы молча шагали к месту работы колонной по трое, неся кто пилу, кто топор. Метрах в трех-четырех от нас шли два конвойных, у старшего был автомат, и он следил больше за левым краем колонны. Справа шел другой, у него была простая винтовка с примкнутым штыком, она совсем не вязалась с его юным видом, он смотрел так по- доброму. Вероятно, цыган в то утро нарочно шел с правого края колонны; я же случайно оказался тоже справа, прямо за его спиной.

В том месте, где дорога сужалась, цыган вдруг бросил топор под ноги соседу слева и юркнул, как заяц, в гущу леса. Не знаю, по глупости или из хитрости, но сосед громко вскрикнул: «Это что такое?» Трепеща за моего приятеля-одессита, я жестом показал: «Молчи». Но старший по конвою уже услышал; однако пока он, обогнув второго бойца, дал очередь из автомата, цыган стал недосягаем. «Ложись», — приказал тот бригаде. Мы повиновались, а он побежал к зарослям, куда ушел беглец; там дал еще несколько очередей, но безрезультатно: беглец успел скрыться. Нас вывели на просеку, велели сесть кучно; работу отменили — легко вообразить нашу радость!

А конвой тем временем подал тревогу. Прибыли начальник по труду, начальник охраны с бойцами и овчарками и не помню кто еще из начальства. Попытались пустить овчарок, но те не брали след. Цыган правильно выбрал дождливый день: дождь смыл следы, так что не пришлось даже мазать подошвы керосином, что, говорят, очень действенно. Нас отвели в барак после полудня; всем было весело, исключая мерзавца, который первым поднял тревогу, и бригадира, которому надо было отвести от себя подозрение в сообщничестве.

Однако на другое утро нас ожидало разочарование: беглеца доставили назад. Мы стали строем перед бараком, как обычно, дожидаясь поверки, и перед нами в полной тишине, всем в назидание провели бедного цыгана с разбитым в кровь лицом и в разорванной одежде: видно было, что его рвали овчарки, которых для дрессировки иногда науськивают на уже пойманных беглецов. Как раз так и было в этом случае: цыгана схватили не с помощью овчарок, а благодаря человеческой корысти и хитрости. Не успев далеко уйти от лагеря, цыган, к несчастью, вздумал постучаться в какую-то избу и попросить еды. Хозяйка пустила его, а сама тут же побежала доносить.

Как ловко он вырвался на волю и как неловко повел себя потом! Видно, не знал того, что было хорошо известно многим зекам в мордовских лагерях, а именно — окружающее население продажно, оно за ничтожную плату сдавало органам бедняг, сбежавших из лагерей. По правде сказать, на предательство их толкала не одна корысть, но еще и страх за свою жизнь… Цыгана отправили на девятнадцатый, штрафной отдельный лагпункт. Позже я узнал, что ему не повезло: его убили блатные, они нарочно затеяли драку, вырвали у него хлеб из рук; подонки надеялись таким способом заработать новый срок и попасть в другой лагерь.