Читать книгу - "Тайная история Владимира Набокова - Андреа Питцер"

В конце января 1942 года специальная комиссия, изучив противоречивую информацию о Карле Юнгхансе, рекомендовала его освободить. В Министерстве юстиции это решение не одобрили. Генеральный прокурор дал санкцию лишь на условно-досрочное освобождение под ответственность поручителя. Юнгханс не имел права покидать Лос-Анджелес и обязан был регулярно отмечаться в полиции.

В Голливуде Юнгханса стали избегать, и двери главных студий оказались для него закрыты. Перспективы Сони Слоним выглядели почти такими же безрадостными; она вернулась в Нью-Йорк без Карла.

Юнгханс относился как раз к той категории, с которой, по мнению многих американцев, правительству не стоило спускать глаз. Впрочем, к интернированным, даже из числа мирных жителей, вообще относились враждебно. Военная пропагандистская машина, натравливавшая американских граждан на «япошек» и «фрицев», била по ни в чем не повинным людям.

8

Нацистская пропаганда, успешно зомбировавшая население Австрии и Германии, во Франции горячего отклика не вызвала. Через две недели после того, как услужливая французская полиция произвела массовые аресты парижских евреев, немцы серьезно занялись идеологической обработкой поверженного соседа. Немецкое посольство помогло устроить французскую версию выставки «Вечный жид», которая в свое время произвела фурор в Германии. На экспозицию в Париже было продано двести тысяч билетов. Помимо подробных объяснений, что такое расовое вырождение, и беспардонного передергивания исторических фактов, на выставке предлагалось послушать лекции журналистов газеты Paris Soir и других изданий, прослеживавших связи между марксизмом и еврейством. «Коммунизм, – объясняли лекторы, – это еврейский продукт».

Немцы не ограничивались словами. За нападение на немецких офицеров на западной окраине Парижа были казнены девяносто пять заключенных (из них пятьдесят один еврей). О связи между нападением и казнями объявили официально и во всеуслышание. В надежде подогреть французский антисемитизм за несколько дней до Иомкипура гестапо организовало взрывы в семи парижских синагогах. К удивлению нацистов, это не спровоцировало побоища в духе Хрустальной ночи, как произошло в аннексированной Австрии и оккупированной Чехословакии в 1938 году. «Французы хоть и не любят евреев, – докладывал один раздосадованный пропагандист, – им неприятно видеть, когда [тех] массово убивают и взрывают места их поклонения».

Покидать Францию евреям становилось все труднее, однако многие из тех, кто планировал переждать войну, теперь искали пути к бегству. Часть близких к Набокову людей сумела спастись. Сестры Маринел проложили маршрут через Лиссабон – один из последних портов, где еще пропускали евреев, и прибыли в Нью-Йорк в 1941 году. Верина кузина Анна Фейгина раздобыла документы на себя и на брата, и они тоже уплыли в Америку через Лиссабон, добравшись до Балтимора к середине 1942-го. Гессены выбрали более долгий путь. Из Франции они уехали в Испанию, там погрузились на корабль до Нового Орлеана и к Рождеству достигли берегов Америки. Помощь им оказал спаситель Набоковых Яков Фрумкин.

Другие друзья и родственники Набокова попали в руки нацистов. Младшего брата Кирилла арестовали, допросили и вскоре выпустили. Сергей Набоков и Герман Тиме после капитуляции Франции старались держаться друг от друга подальше, хотя с началом военных действий гомосексуалистов уже не так преследовали.

Впрочем, уловка не помогла: обоих вскоре арестовали. Германа отправили рядовым в Африку. Сергея признали виновным в аморальных действиях и на несколько месяцев посадили в тюрьму. После освобождения Сергей начал открыто обличать нацистов, однако все-таки успел в конце ноября побывать свидетелем на свадьбе троюродного брата в Берлине. Перед Рождеством его снова арестовали и весной 1944 года отправили в Нойенгамме, концентрационный лагерь на юго-восточной окраине Гамбурга.

Девяти лет насилия, облав на левых, гомосексуалистов и цыган фашистам показалось мало. Теперь нацистское руководство без обиняков заявляло, что евреи как раса подлежат полному уничтожению.

Шести польским концентрационным лагерям предстояло превратиться в фабрики смерти: миллионы людей по зимним сугробам, по весенней распутице, по летним полям и по осенним хлябям вагонами свозили на страшную гибель. Летом 1942 года рейхсминистр пропаганды Йозеф Геббельс с вызовом объявил миру о стратегии уничтожения, на которую якобы толкнули Германию воздушные налеты союзников.

Конечно, на Западе тогда не вполне отдавали себе отчет в том, что готовил Геббельс: даже сейчас, по прошествии стольких лет, подобное не укладывается в голове. После заявления рейхсминистра между французским правительством и нацистским оккупационным руководством прошли переговоры об аресте и депортации с территории Франции всех евреев возрастом от шестнадцати до шестидесяти пяти лет. Операция называлась «Весенний ветер» (Vent printanier). Французский президент Пьер Лаваль не захотел выдавать евреев с французским гражданством, но, чтобы заполнить квоты, предложил немцам контингент, о котором те не просили: детей иностранных евреев. В течение ближайших недель, шокируя мир сценами вопиющего насилия, французские власти арестовали и отправили в лагеря свыше десяти тысяч евреев, взрослых и детей.

Лаваль убеждал группу французских дипломатов (а может, и самого себя), будто эти меры направлены на высылку из страны «опасного элемента» – евреев без гражданства – и что таким образом государство печется «о здоровье и гигиене нации». Однако со стороны подоплека происходящего просматривалась предельно ясно. В рядах «Сражающейся Франции» бурно обсуждали слухи о том, что триста французских полицейских уволили за отказ участвовать в арестах, а чиновников снимают с должности за сочувственное отношение к евреям.

Еврейские семьи вывозили на велодром д'Ивер. Детям, многие из которых были настолько малы, что не могли себя назвать, нашивали на одежду металлические бирки с именами. Сначала родителей забрали в Дран-си, а детей оставили на стадионе. В течение нескольких дней маленьких узников развозили по другим лагерям (причем ни разу за это время не покормили), а потом тоже отправили в Дранси.

К середине 1944 года из Дранси на восток вывезли свыше шестидесяти тысяч евреев – трижды в неделю от лагеря отходили груженные людьми составы. Поговаривали, что поезда идут в центры уничтожения. Наверняка никто ничего не знал.

Перед отправкой заключенных брили наголо и тщательно обыскивали. Их в последний раз кормили и давали последнюю открытку, чтобы они могли написать близким. Детей ждала та же участь, что и взрослых. Бывало, что сначала в неизвестном направлении увозили родителей, а через несколько недель тот же путь до той же конечной точки проделывали и дети.

Среди этих несчастных без гражданства были не только немецкие и польские беженцы, в их число входили русские евреи – дети и взрослые. За несколько недель до того, как Иосиф и Георгий Гессены совершили окружной маневр через Испанию, Илью Фондаминского забрали в Дранси и втолкнули в поезд. Чуть меньше чем через две недели, в сентябре, бывшего мужа Сони Слоним Макса Берльштайна тоже отправили на восток транспортом № 37 из Дранси. Обоих ждала та же судьба, что и многих других евреев, депортированных из Парижа. Вероятнее всего, они вскоре после прибытия оказались в газовых камерах Биркенау – участь, которой чудом избежали Вера и Дмитрий Набоковы.