Читать книгу - "Екатерина Медичи - Василий Балакин"

После кончины младшего сына Екатерины Медичи Генрих Наваррский в силу Салического закона, основного закона Французского королевства, становился наследником престола Франции. Первым делом он направил Генриху III письмо, в котором выразил ему свое соболезнование, твердо заявив при этом о себе как предполагаемом наследнике. Будь он католиком, его восшествие на трон Франции не составляло бы ни малейшей проблемы, однако он отказался переходить из протестантизма в католицизм, что имело непосредственные политические последствия. Гизы воспользовались этой ситуацией в своих интересах, выдвинув в качестве предполагаемого наследника престола брата Антуана Бурбона, кардинала Бурбона, пожилого человека шестидесяти трех лет, слабого, но амбициозного и тщеславного. Вокруг этого иллюзорного претендента они воссоздали Лигу и 31 декабря 1584 года в своем замке Жуанвиль подписали с послом испанского короля соглашение о совместных действиях — как держава с державой. Этот альянс укрепил Лигу прежде всего в моральном отношении, из тайного общества она превратилась в партию, призванную стать государством в государстве. Никогда, даже в самые трудные времена, Екатерина Медичи не только не заключала союза с испанским королем, но даже не прибегала к военной помощи с его стороны. То, что сделали Гизы, было настоящей государственной изменой. В течение 1585 года Лига обрела такую силу, что могла противостоять одновременно и французскому королю, и протестантам.

Таким образом для Екатерины Медичи и ее сына главным противником в этот момент стал не Генрих Наваррский, а Генрих Гиз. Генрих III, которому за каждыми дверями чудился наемный убийца, подосланный Гизами, усилил личную охрану. Отряд его лейб-гвардейцев, так называемые «сорок пять», состоял из тщательно отобранных его фаворитом Эперноном гасконцев, готовых по его приказу убивать. Екатерина же не питала к Генриху Гизу чувства личной неприязни. В одних случаях она рассматривала его как союзника, в других — как противника, всякий раз сообразуясь с интересами Французского королевства. Она никогда не забывала об услугах, оказанных Гизами. Генрих Гиз, родившийся в один день с Карлом IX, воспитывался вместе с ее детьми, и это было немаловажно для нее, остававшейся прежде всего матерью даже в самых запутанных политических ситуациях.

Став бабушкой, Екатерина распространила свою любовь и на внуков, стараясь поддерживать с ними тесные родственные связи. Самые теплые отношения установились у нее с зятем, герцогом Карлом Лотарингским, доверившим ей воспитание своей дочурки, названной в честь бабушки Екатериной. Она любила всех членов Лотарингского дома, и прежде всего — королеву Луизу де Водемон, супругу ее обожаемого сына Генриха. В мыслях она постоянно возвращалась к инфантам, дочерям ее Елизаветы, которых ей не довелось повидать. Не оставляла она своими заботами и единственного внука, бастарда Карла IX, которого сделала графом Овернским, в память о своей матери, Мадлен де ля Тур д’Овернь. До чего же в этом отношении не похож на нее был сын Генрих III, не питавший к родственникам иных чувств, кроме зависти и ненависти!

Когда Екатерина узнала о соглашении Генриха Гиза с испанским королем, она огорчилась, но не возненавидела Лотарингца, точно так же, как не могла ненавидеть Месье, предателя и обманщика, остававшегося тем не менее для нее прежде всего сыном. Если не принимать во внимание материнских чувств Екатерины Медичи, то многое будет непонятно в ее политике. Самым правильным здесь будет наиболее простое объяснение: она старалась не замечать предательства тех, кого любила. Теряя одного ребенка за другим, она слепо привязывалась к тем, кто оставался. Политически это зачастую было неверно, но по-человечески — понятно. Вот почему Екатерина была склонна договариваться с Генрихом Гизом, хотя и совершившим, как понимала она, предательство по отношению к французской короне, но лично симпатичным ей.

С Гизом она поступала так же, как когда-то со своим мятежным сыном, отправившись в путь, дабы вести с ним переговоры с глазу на глаз и убедить его отказаться от борьбы против короля. Генрих III, пребывавший в растерянности, вновь обратился за помощью к матери, которой в последнее время явно пренебрегал. Отношение к ней королевских миньонов было таково, что в ее памяти невольно возникали унижения, коим она подвергалась в молодости, будучи бесплодной герцогиней Орлеанской. Теперь король торопил ее, предоставив ей все полномочия для достижения соглашения с предводителем Лиги. И она, больная, на носилках, отправилась в путь, дабы в очередной раз умиротворить бунтующее королевство. Веря в собственные силы, она с надеждой в сердце прибыла в Эперне, где должна была состояться ее встреча с Гизом, но там ее ждало первое разочарование: партнер не прибыл, предпочтя собирать войска неподалеку от тех мест.

30 марта 1585 года Екатерина дождалась следующего разочарования: кардинал Бурбон, «претендент» на французский престол, опубликовал в Перонне манифест, в котором выражал свое полное презрение к королю, открыто заявляя, что если бы не мудрая предусмотрительность королевы-матери, то Французское королевство давно погибло бы. Реверанс в ее сторону мог бы польстить Екатерине, если бы не контекст, в котором содержалась адресованная ей похвала: кардинал прямо заявлял о своем намерении сместить с трона ее сына и даже выражал надежду на ее поддержку в этом деле. Сугубая обида для королевы-матери: как можно было подумать, что она выступит против сына!

Наконец, после долгих проволочек, 9 апреля 1585 года, в день Пасхи, состоялась ее встреча с Гизом. Вопреки ожиданиям Екатерина ничего не добилась от него, даже простого обещания содействовать умиротворению королевства. Напрасно пыталась она доказать герцогу, что он ошибается, если думает, что встает на защиту католической веры, развязывая очередную гражданскую войну: эта война пойдет на пользу только врагам Франции. Убедившись, что бесполезно взывать к чувствам собеседника, Екатерина решила обратиться к его разуму, приведя убийственный довод: по имеющимся у нее достоверным данным, всякий раз, как во Франции вспыхивала гражданская война, количество протестантов в стране возрастало и вновь уменьшалось, как только воцарялся мир. Следовательно, католицизм терпит ущерб во время войны и выигрывает от мирного сосуществования двух религий. А какое разорение причиняет стране вторжение иностранных наемников! В очередной раз итальянка Екатерина ратовала за национальные интересы Франции, обращаясь к тем, кто был глух к подобного рода доводам. Гиз слушал, стиснув зубы, под конец выдавив из себя признание: «Сам я не могу ничего решать». Признание того, что у него имеется хозяин — Филипп II.