Читать книгу - "Петр Первый - Николай Павленко"

Выдавая щедрые награды генералам, одних повышая в чине, других наделяя деревнями, третьих награждая орденом, Петр не оставил без внимания и офицеров, а также солдат, участвовавших в сражении, – им были выданы деньги в размере от месячного до полугодового жалованья. В наградах за Полтаву Петр ввел новшество – все участники сражения получили медали: солдаты – серебряные, офицеры – золотые. На их лицевой стороне был изображен нагрудный портрет Петра, а на оборотной – сражение пехоты на фоне Полтавы с надписью: «За Полтавскую баталию».

Наконец, царь намеревался увековечить память о победе монументальными сооружениями. Спустя две недели после битвы он отправил Монастырскому приказу повеление основать на месте сражения «в знак и вечное напоминание преславной той виктории» мужской монастырь, построить каменную церковь, а также воздвигнуть памятник. Он должен был выглядеть так: «А пред церковию сделать пирамиду каменную с изображением персоны нашей в совершенном возрасте на коне, вылитую из меди желтой, и под ней бой самым добрым художеством. А по сторонам той пирамиды на досках медных учинить подпись с объяснением всех действий от вступления в Украину того короля шведского и с получением сей баталии».

В обстановке праздничной атмосферы, царившей в лагере под Полтавой, а затем в Решетиловке, «понеже у Полтавы ради духу от мертвых тел и долговременного стояния двух армий великих долее стоять было невозможно», Петр счел, что его личные заслуги в разгроме шведов тоже должны быть отмечены.

«Господин фельдмаршал, – обращается полковник „Piter“ к Шереметеву, – прошу, дабы вы рекомендовали государям нашим обеим о моей службе, чтоб за оную пожалован был чином рыр (то есть вице) адмиралом или шаунбейнахтом, а здесь в войске ранг, а не чин старшего генерал-лейтенанта. И о первом, как к вам с Москвы указ послан будет, тогда б и к адмиралу о том моем чине указ послан был же от их величества».

Челобитная сочетает шуточное с серьезным. «Государи», к которым по просьбе челобитчика должен был обратиться с представлением Шереметев, – это «князь-кесарь» Федор Юрьевич Ромодановский и Иван Иванович Бутурлин, судья приказа земских дел.

«Государи», разумеется, не заставили себя упрашивать. Ромодановский сообщил царю, что он пожалован просимыми чинами за «храбрые кавалерские подвиги и в делах воинских мужественное искусство». Петр ответил выражением благодарности. В духе сложившихся отношений между членами «компании» царь свою признательность «князю-кесарю» формулировал так: «И хотя я еще столько не заслужил, но точию ради единого вашего благоутробия сие мне даровано, в чем молю господа сил, дабы мог вашу такую милость впредь заслужить».

Из Решетиловки Петр отправился в Киев. Здесь в Софийском соборе он услышал удивившую его проповедь.

Проповеди, произносимые с амвонов церковными иерархами, царю приходилось слушать многократно. Плавно текли витиеватые, мало понятные слушателям фразы. Традиция схоластических, оторванных от действительности проповедей складывалась столетиями. Слово, которое царь слушал в Софийском соборе, поразило необычным началом. Проповедник обращался к нему, живому человеку, и говорил о живом деле: «Пресветлейший и великодержавнейший всероссийский монарх и преславный войск свейских победителю, кое иное дать тебе приветствие и что большее в дар гостинный имамы принести тебе?» – патетически вопрошал оратор. Далее следовал рассказ о Полтавском сражении, об измене Мазепы, о пленении шведов у Переволочны.

Царю импонировали оценки событий, произносимые с амвона: «Супостат, воистинну таковый, от якового непобежденному токмо быти великая была бы слава – что ж такого победити, и победити тако преславно и тако совершенно!» Ласкали слух царя обращенные к нему слова: «Ты не только посылал полки на брань, но сам стал противо супостата, сам на первые мечи и копия устремился».

Кто же произносил проповедь, настолько понравившуюся царю, что он велел ее немедленно напечатать на русском и латинском языках?

Проповедником был префект Киевской академии Феофан Прокопович, блестящий оратор и не менее блестящий публицист. Он принадлежал к числу едва ли не самых образованных людей своего времени – окончил Киевскую академию, затем учился в Кракове, Львове и Риме.

Слушая похвальное слово Прокоповича, Петр обнаружил в монахе не только симпатии к себе, но и горячую приверженность к своим делам. Это и решило судьбу киевской знаменитости – со временем Прокопович станет ближайшим помощником Петра в проведении церковной реформы и пропагандистом Петровских преобразований.

В Польшу царь отправился пожинать дипломатические плоды военной победы. Европейским дворам к тому времени были уже известны результаты баталии под Полтавой. Об этом позаботился сам Петр, отправив грамоты и реляцию о Полтавской виктории Голландским штатам, прусскому королю, венецианскому дожу, австрийскому императору, Августу II.

Понадобилось время, чтобы в Европе поверили, казалось бы, невероятным известиям о полном разгроме шведской армии. Шведы распространяли в прозе и стихах ложные сведения о том, что произошло под Полтавой. «Слухи о том, что король разбит и перешел Днепр, совершенно ложны», – читаем в одном из инспирированных шведами сообщений. Впрочем, стараниями почитателей Карла XII и наемных писак невозможно было скрыть подлинные размеры катастрофы сколь-либо долгое время.

Навстречу Петру, овеянному славой победителя, спешили союзники, ранее оставившие его в одиночестве. В Люблине его приветствовал обершталмейстер Августа II. От имени Августа II он пригласил Петра в Торунь. Август вновь стал польским королем – Станислав Лещинский, получив известие о разгроме войск своего патрона под Полтавой, решил убраться из Польши. Петр иронизировал: «Лещинский бороду отпустил (то есть ходит в трауре) для того, что корона ево умерла».

К Петру, ехавшему в Торунь на крыльях славы, мчался камергер прусского короля. В свое время Фридрих I не откликнулся на просьбу царя о посредничестве при заключении мира со Швецией. Теперь прусский король искал встречи с царем. В Торунь прибыл также чрезвычайный посол датского короля, чтобы поздравить с победой и заодно домогаться заключения оборонительного и наступательного союза.

26 сентября при въезде в Торунь царя в полумиле от города встречали польский король и сенат в полном составе. Август II во время свидания пережил неприятные минуты. Поздравляя Августа с восстановлением его прав на польский престол, Петр сказал ему, что прошедшего не стоит вспоминать, он, Петр, понимает, что король действовал вопреки собственным интересам и не по своей воле. Август, слушая утешительные слова царя, не сводил глаз с его шпаги. То была шпага, которую Петр в знак дружбы некогда подарил ему, Августу. Польский король преподнес этот подарок Карлу XII, а Карл оставил шпагу на поле боя под Полтавой.

Царь и здесь проявил великодушие: простив крупное предательство, он оставил без последствий и эту мелкую подлость.

На Петра все эти торжественные встречи, высокопарные слова, артиллерийские салюты, подобострастные взгляды впечатления не произвели. Европейская слава и всеобщее признание полководческих дарований не вскружили ему голову. Он оставался самим собою, сохранив ту же простоту поведения и обыкновение решать дела в непринужденной обстановке за обеденным столом. «Мы здесь с господами поляками непрерывно на конференциях о делах Ивашки Хмельницкого бываем», – писал он в те дни.