Читать книгу - "Расплата - Геннадий Семенихин"

— Пароли и явки мы уже запомнили, товарищ. Но вот, как вас звать-величать, скажите.

Незнакомец задержал взгляд на его ладони и, едва заметно усмехнувшись, спросил:

— Из кольта, что ли, в вас стреляли?

— Из кольта, — оторопело подтвердил Зубков. — Как узнали?

— Да так, — вздохнул тот. — Опыт подсказал. Только кольт делает такое касательное ранение, если кто-то в вас стрелял с близкого расстояния и промахнулся.

Человек расстегнул легкий невзрачный прорезиненный плащ, в каких спасаются от непогоды сторожа, почтальоны, рыбаки, и кратко представился:

— Зовите меня с нынешнего дня Сергеем Тимофеевичем.

— Под Ермака, что ли? — буркнул Дронов.

— Пусть будет под Ермака, — усмехнулся тот. — Хотел бы и на самом деле стать Ермаком, да бог бодливой корове, рога не дал. Но это к слову. Адреса у меня нет, буду исчезать и возникать, когда того потребуют обстоятельства, так что меня особенно не ищите.

— Фамилии тоже нет? — качнул головой Зубков.

— Нет, — подтвердил человек в плаще. — Для нашего общения нет, — поправился он через секунду. — Однако на всякий случай ее запомните: Волохов. — Над его переносьем сошлись тонкие, изящные брови. — Работа у нас с вами будет суровая и трудная. Гестапо — противник не легкий, а мы должны свои дела вести еще тоньше, если хотим избежать провала.

Дронов согнал комара с могучей своей шеи шлепком, который разнесся чуть ли не на половину сада. Тонкие губы Сергея Тимофеевича искривились в усмешке.

— Могу еще прибавить, что я кадровый. Незадолго до начала войны из Берлина в Москву возвратился.

— Вона что, — протянул Дронов. — Таких, как вы, в кинофильмах, значит, показывают?

— Я этого избежал, — гулко рассмеялся Волохов. — Гонорар не нужен, денежное содержание командира РККА вполне устраивает, да и лишняя известность тоже не обязательна. Еще вопросы будут?

— Да нет, — добродушно улыбнулся Зубков. — Будем считать, что партийное собрание закрыто.

— Вы можете действительно быть свободны, Михаил Николаевич. Это не вы у меня, а я у вас должен спрашивать разрешения, ибо вы, а не я руководитель подполья, — строговато улыбнувшись, сказал Волохов. — И, как говорится, до новых встреч, а вот Дронова я должен малость задержать. У нас с ним коротенькое тет-а-тет предстоит.

Запахнув длинные полы плаща, Сергей Тимофеевич бесцветным взглядом проводил удалявшегося Зубкова и с неожиданной резкостью обернулся к оставшемуся сидеть на скамейке Дронову:

— Что с вами, Иван Мартынович?

Дронов порывисто поднял тяжелую голову, растерянно возразил:

— Со мной? Со мной ничего.

— Неправда, — жестко отрезал Волохов. — Я прекрасно вижу, что вы чем-то очень взволнованы. А у нас девиз: друг от друга никаких тайн.

Он прикоснулся к его широченной ладони холодными пальцами. Дронов бросил на них несколько удивленный взгляд. Ничего особенного в этих пальцах: никакой цепкости и силы. Да и вся его фигура — отнюдь не фигура сказочного силача, каким Дронов представлял себе разведчика по тем кинобоевикам, которые вместе с Липой смотрели в новочеркасских кинотеатрах «Пате», «Солее», «Одеоне». Здорово врут тогда в киношках и книгах, если все настоящие разведчики такие, как этот.

Словно угадав его мысли, Сергей Тимофеевич поглядел на него и вдруг коротким молниеносным движением схватил руку, которой Ваня хотел в собственной расстроенности поправить широкий козырек фуражки-капитанки. Дронов попытался ее напружинить и поднять вверх до плеча, по момент был упущен, и рука бессильно упала вниз. Он покраснел и от напряжения, и от обиды.

— Так ведь это же… Это же не по правилам, товарищ Волохов.

Его собеседник засмеялся, и Дронов увидел ямочки на щеках, сразу сделавшие его добрым и даже каким-то беззащитным за минуту до этого сухое и замкнутое лицо. Глаза стали по-мальчишьи лукавыми.

— Мало ли что, — сдержанно улыбнулся Волохов. — А разве разведчики действуют по правилам? Они ведь редко выходят на открытый бой, потому что в открытом бою легче всего потерпеть поражение.

— Не-е-т, не говорите, — протянул Дронов. — Пальцы у вас жесткие, и силенкой бог не обошел.

Сергей Тимофеевич польщенно усмехнулся:

— Да, такого богатыря, как вы, заломать было бы трудно, потому что с моей силой против вас не тягаться. А я, как видите, вышел победителем. И знаете почему?

— Не-ет, — заинтересовался Дронов.

— Прежде всего, потому, что элемент внезапности помог застать вас врасплох, в то мгновение когда рука ваша была расслаблена. Во-вторых, прием каратэ, о котором вам и в голову мысль прийти не могла, в-третьих, ваша психологическая расслабленность. Вы больше часа просидели с человеком, от которого не ожидали подобного коварства.

— Не ожидал, — заинтересованно протянул Дронов. — По законам нашей аксайской окраины за такие штучки, извините, по физиономии били.

— Да уж говорите прямо, — захохотал Волохов, — по морде. Только не подсвечником, как в офицерских собраниях при Николае Втором.

Ваня поднял голову и вдруг увидел, что в серых бесстрастных глазах собеседника промелькнуло что-то удивительно доброе, и голос его заметно потеплел, когда он спросил:

— Ну, а теперь скажите, Иван Мартынович, чем вы так озабочены?

— Беда у меня, Сергей Тимофеевич, — вздохнул Дронов грустно. — И не хотелось бы говорить, и молчать не могу. Жена дала мне отставку.

Вскинув голову, разведчик долго смотрел оценивающим взглядом на поникшего богатыря. Вероятно, это не входило ни в какие его предвидения, связанные с началом работы подпольной группы. Тревога смела бесцветное сдержанное выражение на его лице.

— Это плохо, — процедил он, подумав. — Это очень плохо, Иван Мартынович. Как же это случилось, рассказывайте. Соперник, что ли, появился?

— Да нет, что вы. Если бы это, его бы уже хоронили. У меня Липа чистая. Все как-то нелепо вышло, а в действительности очень серьезно. Заявил ей, что меня оставляют на железнодорожном узле работать и в армию не мобилизуют. Она сначала вроде как обрадовалась, а потом раскричалась и чуть ли не объявила дезертиром или предателем. Говорит: сгорю от стыда, оттого что все другие кровь проливают, а ты в тылу остаешься, от моей бабьей юбки отлипнуть не можешь. Одним словом, полную отставку получил, Сергей Тимофеевич. Кончилось тем, что заявила гневно моя Липа: ты, мол, еще на службу к фрицам пойди, если за шкуру свою дрожишь. У нее бывает иной раз, что от любовной ласки до скандала один всего шаг маленький. Ну, а этого, как вчера, промеж нас никогда еще не было.

— Да, плохо ваше дело, — с невозмутимым видом прокомментировал Волохов, — не ко времени нам все это. А если спросить вас по душам, на полном откровении, вы жену свою очень любите?

— Кого, Липу? — расширил глаза Дронов с таким недоумением, словно его начальник был категорически против этой любви. — Липу? — повторил он. — Да разве ее можно не любить? Если бы вы ее хотя бы разочек увидели, Сергей Тимофеевич. Сколько слов, от меня ей уже сказанных, подушки наши слышали! Если бы не она, я бы так и остался на всю жизнь кузнецом, лихим кулачным бойцом окраины, вот и все. А Липа всю мою жизнь перевернула.