Читать книгу - "Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину - Олег Туманов"

Стоит ли говорить, что больше всего мне нравилось встречаться с коллегами в Восточном Берлине? Во время этих коротких встреч я чувствовал себя хотя бы на какое-то время дома и мог немного отдохнуть и расслабиться. Я опять мог быть московским Олегом Тумановым. Естественно, все эти поездки в ГДР были связаны с определенным риском, но разработанная совместно КГБ и органами госбезопасности ГДР система работала безупречно. Все было продумано до мелочей.

Только однажды мне стало не по себе во время обычной поездки. После окончания встречи в Карлсхорсте я целым и невредимым прошел пограничный и таможенный контроль в аэропорту Шенефельд и прошел на борт самолета в ожидании вылета в Копенгаген. Как обычно, в паспорте отсутствовал штамп о пересечении границы и, как обычно, моя фамилия в авиабилете была несколько изменена.

Внезапно по непонятной мне по сей день причине в готовый к отлету самолет поднялись вооруженные пограничники ГДР. Два наряда с автоматами охраняли выход, в то время как полная женщина в серой форме с фуражкой принялась проверять паспорта и билеты пассажиров. Это было неожиданностью! Только еще не хватало, чтобы в присутствии других пассажиров меня станут вслух спрашивать, почему у меня нет визы на выезд и почему мое имя в билете записано с ошибками. И под конец господина Туманова, по его правильной фамилии, попросят пройти вместе.

Я сидел в заднем отсеке самолета и у меня еще было время подумать как выйти из этого положения, но мне не приходило в голову ничего разумного. Поэтому я просто сидел и ждал, чем все закончится.

И вот эта женщина-пограничник в сером стояла передо мной. Я передал ей паспорт и билет. Она поглядела на мои документы, даже не моргнув глазом, и молча вернула их мне. Через пять минут досмотр завершился, дозор покинул самолет и мы покатились к взлетной полосе.

Странное поведение пограничников я не могу понять по сегодняшний день.

Не считая этого инцидента, мои контакты с Центром проходили без особых происшествий. Схема всегда повторялась: к назначенному времени я отправлялся в Восточный Берлин или чуть реже – в Австрию или Швейцарию, встречался там со связником, передавал ему новую информацию и возвращался обратно. Эти встречи никогда не проходили в Мюнхене или на территории ФРГ.

Если при этом возникали внештатные ситуации, то это было только ввиду наших собственных ошибок.

Так однажды получилось в Берлине. Я оформил себе длительный отпуск, запланировал первые три дня провести, как намечено, с ведущим офицером в столице ГДР. Потом полететь к моему псевдо-другу Владимиру Матусевичу в Копенгаген. Оттуда – к настоящему другу Владимиру Крысанову в Стокгольм, а уже оттуда улететь в Париж, порыться в русском антиквариате, проведать филиал «Радио Свобода» и, наконец, вечером отдохнуть в русском ресторане «Распутин».

В Карлсхорсте вместо Сергея меня ждал новый напарник по имени Евгений.

На этот раз у нас особо не о чем было говорить. Вся работа была обычной рутиной. Мы только выяснили вопросы Центра ко мне и уточнили информацию. Рутина всегда утомляет, так что уже на следующий день Евгений предложил отдохнуть в доме офицеров, где как раз показывали новый советский фильм.

«Зайдем в зал в темноте, когда фильм уже будет крутиться, и сядем в последний ряд. Потом уйдем незаметно, пока фильм еще не закончился, чтобы никто нас не заметил».

Это было абсолютным нарушением правил конспирации, но вполне отвечало русскому менталитету «на авось».

Тогда меня уже селили не на квартире, а на вилле с садом. Как я сейчас еще помню, от двери мраморная лестница из двенадцати ступенек вела вниз прямо в сад. В середине этой лестницы я оступился, упал и почувствовал сильную боль в щиколотке.

«Очевидно, это сильное растяжение, – сделал быстрый диагноз Евгений. – До утра все пройдет. Наложим тебе тугую повязку с холодным компрессом».

Но боль усиливалась и мы не пошли в кино. Я с трудом поднялся на второй этаж в спальню и со стонами обрушился на кровать. Наутро я не вставал, потому что нога сильно опухла и каждое неосторожное движение приносило сильную боль. В таком жалком виде и совсем беспомощным застал меня утром Евгений. Экономка с помощью имеющихся на вилле лекарств и народных средств безуспешно пыталась облегчить мою боль.

Что делать? Вы должны поставить себя на место моих хозяев. Чтобы пригласить на дом врача, необходимо сначала доложить о происшествии руководству и затем посвятить в дело посторонних людей. Но у нас почти не было надежды, что травма заживет сама по себе. Секретный агент содрогался в постели от резкой боли, а его нога все больше распухала. Нелегального агента срочно должен был посмотреть легальный советский врач.

В конце концов необходимые телефонные вызовы были сделаны. Прибывший в белом халате подполковник настоял на необходимости тут же сделать рентген. Поддерживая под руки, меня транспортировали в военный госпиталь. Прежде чем вывести меня из машины и проводить в отделение, где мне могли сделать рентген, его очистили от всего медперсонала и других пациентов. Остался один-единственный военный врач, который оказывал мне скорую помощь. После осмотра он объявил свой ужасный диагноз:

«Наложить гипс и две недели строгий постельный режим!»

«Сколько?», – спросил Евгений с ужасом на лице и побледнев.

«Две недели! – повторил доктор совершенно без сострадания. – Это если хорошо заживет. Иначе может быть и дольше».

С ужасом мой коллега опять позвонил руководству в Берлине, так как он не имел права в подобных случаях самостоятельно принимать решения.

Главврач, конечно, не понимал, откуда такое волнение из-за пациента всего лишь со сломанной щиколоткой. Обычный диагноз, от которого еще никто не умирал. Зачем весь этот придуманный театр, будто дело идет не о молодом парне, а по крайней мере о министре обороны или высшем чине политбюро? Из хирургического отделения удалили всех пациентов, а при возможности еще поставили бы там охрану. Теперь договариваются, что делать с пациентом. Что это за большой зверь?

Пока Женя говорил по телефону, мне до колена наложили гипс. Из представительства КГБ в Берлине приехал высокий чин, чтобы поговорить с руководством госпиталя с глазу на глаз. Смысл был, чтобы лечить меня на дому. Но врачи были наотрез против этого. Бледный Евгений уже видел все вытекающие для него из этой истории последствия. Его разжалуют, отзовут в Москву и станут разбираться в происшествии. Если бы он не пригласил меня в Дом офицеров, что само по себе было большим нарушением, несчастья не случилось бы. Я использовал момент, чтобы успокоить его, что о походе в кино никто не узнает ни слова. Пускай руководство думает, что перед сном мы хотели подышать свежим воздухом. Это же не запрещено…

Наконец выход был найден. Меня переместили в отдельную палату госпиталя под названием «Маршальская» – шикарную двухкомнатную квартиру типа люкс, с собственным душем, туалетом, коврами и хрустальной посудой, предназначенную для высшего военного командования и, к счастью, свободную на тот момент. Мне тут же придумали простую легенду – «известный журналист из Москвы». Ко мне имели право приходить только лечащий врач и медсестра с термометром в завтрак, обед и ужин. Она тоже была москвичкой и усыпала меня вопросами о новостях у нас в стране. Она сама не была дома два года, зато меня там не было уже целых десять лет. Что же я мог рассказать ей о Москве…