Читать книгу - "Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР. 1928-1941 - Франсуа-Ксавье Нерар"

Согласно сохранившимся за 1934–1936 годы документам, Бюро вмешивается в конфликты между государством и гражданами (многочисленные примеры противозаконных арестов, необоснованных штрафов и налогов{483}) или между предприятиями и рабочими (незаконные увольнения, задержки в выплате зарплаты{484}). Бюро может также играть роль органов дознания: так происходит в 1935 году, когда застопорилось дело о расследовании убийства председателя колхоза. Дело, направленное в Бюро несколькими крестьянами, было расследовано и доведено до конца. Бюро жалоб также призвано выводить на чистую воду растраты, воровство и другие покушения на государственную собственность{485}. Так, оно обнаруживает и разоблачает социально чуждые элементы в коллегии адвокатов города Горького{486}. Наконец, выполняя возложенные на него задачи, оно даже начинает обширное расследование о производстве верхней одежды и обуви в СССР и пытается понять причины их несоответствия требуемому качеству{487}. Большинство таких дел стали предметом рассмотрения Комиссии советского контроля, и по ним была вынесена резолюция. Огромное большинство их было начато по заявлению граждан[151]. Мы видели: аппарат Центрального бюро жалоб используется для того, чтобы решать как частные проблемы отдельного человека, так и вопросы макроэкономического характера. Бюро играет роль общества защиты прав потребителей и параллельно организации политического преследования лиц, подозреваемых в неблагонадежности. То же можно констатировать на местном уровне: в апреле-мае 1932 года постановления городской контрольной комиссии Нижнего Новгорода, подготовленные местным отделом жалоб, касаются проблем ритуальных услуг, последствий наводнений, доставки газет подписчикам, обслуживания пассажиров в речном порту Нижнего или размещения рабочих судостроительных верфей Сормова в антисанитарных бараках{488}.[152]

Таким образом, предполагается, что проконтролировать можно любую сторону повседневной жизни. Взять под полный контроль различные сферы жизни страны — вот немного пугающая цель, которая, как представляется, прорисовывается за этими многочисленными расследованиями. Партийные комиссии часто занимаются проблемами этики и частной жизни. Запрос на подобные темы идет, как мы видели, не от них, но нет ни одного отказа в рассмотрении дела на том основании, что речь идет о чем-то, во что ни государству, ни партии вмешиваться нет нужды. Это обращение к государству доходит до крайностей, которые, хотя и являются исключениями, не становятся от этого менее симптоматичными. Так, секретарь городского комитета партии города Горького советует некоему человеку обратиться в НКВД с заявлением на сына. Речь вовсе не идет о мести или политическом фанатизме, но о том, чтобы «попросить помощи» у политической полиции, имеющий «большой опыт в перевоспитании людей». Этот отец в отчаянии от того, что сын пьянствует и справиться с ним невозможно:

«За последнее время дело доходит до того, что жизнь становится совершенно невозможной. С производства его уволили (он работал на Станкозаводе), поступил на Кр. Этну, тоже не работает. Всегда мертвецки пьяный, над матерью и женой буквально издевается, оскорбляет, бьет, кусает, пускает угрозы зарезать и т. д. Делал выстрел в себя, но выстрел отбит мимо. Из квартиры все тащит, остаемся все — взрослые и дети без обуви и белья. Дело доходит до того, что с моей женой, его матерью сильно его любящей получился удар с кровоизлиянием в мозгах и она парализована»{489}

Несмотря на все усилия и старания, отец признает себя побежденным и просит назначить сыну «трудовой режим с совершенным изолировании от алкоголя на продолжительное время 2–3 года». Лечебный эффект лагерей НКВД вызывает сомнения, но то, что отчаявшемуся отцу могли порекомендовать обратиться в политическую полицию для решения личной, семейной проблемы, говорит о многом.

Власть, таким образом, ставит перед собой самые разные цели: некоторые сформулированы и сообщаются всем; другие менее явны или пока еще даже не артикулированы. «Открытый» дискурс сконцентрирован в основном на задачах государства: в зависимости от периода и от конкретного говорящего, на передний план выходит реформа государства, совершенствование его работы или его защита, забота о его «чистоте». Сигналы — это прежде всего способ действовать. С их помощью власть хочет иметь возможность обнаруживать своих противников, выделить тех, кого она решила заклеймить. Власть хочет также проводить в жизнь свою политику. Отдавая себе отчет в огромных размерах страны и в относительных слабостях своего, в том числе и репрессивного, аппарата, власть хочет использовать население, чтобы проверять реальное исполнение принятых ею решений и наказывать тех, кто им не подчиняется: в равной мере и тех, кто не соблюдает законы, как и тех, кто не добивается их соблюдения. Участие населения в большевистской власти по умолчанию предполагает поддержку, которую оказывает населению сама власть: благодаря доносительству перед людьми брезжит надежда на помощь государства в решении их частных проблем. Итак, устранение социально или политически чуждых элементов, наказание некомпетентных действий, защита государственных интересов являются ядром сталинского проекта расширения практики доносительства.

Но сигналы — это не только способ действовать, они одновременно являются средством сбора информации. Власть хочет знать о проблемах, и, возможно, даже, о положительных явлениях, с которыми советские люди встречаются в повседневной жизни. Она хочет иметь представление о работе мельчайших звеньев гигантской машины, которой сама же является, и свидетельство тому — производство огромной массы документов, анализирующих жалобы, и постоянно звучащее требование обобщать полученные письма.

Система доносительства вписывается и в более обширный проект тотального контроля над обществом: определять допустимые формы протеста, контролировать его проявления, мобилизовать колеблющихся, наказывать оппозиционеров, но также переделать людей, попытаться изменить глубоко укоренившиеся привычки, вот чего добивается власть. В этом смысле можно говорить о тоталитарном проекте: государство имеет глобальную концепцию своей роли в обществе. Оно должно быть в состоянии все знать, все контролировать, всем управлять.

Властный проект состоит, таким образом, в том, чтобы сделать сигналы главной практикой. Речь не идет, разумеется, о принципиальном нововведении: предпосылки были основательно заложены в двадцатые годы и опирались на серьезный исторический фундамент. Тем не менее в тридцатые годы возникает новый контекст. На традиционные способы выражения недовольства наложена узда. Параллельно, усилиями центральной власти издавна привычное обращение (письменное или устное) к руководителям становится по-новому заметным. Исследование конкретной кампании — кампании самокритики 1928 года позволило показать первые проявления этой практики и рассказать о конфликтах между политиками и руководителями промышленности. Настойчивое стремление придать недовольству советских людей форму критики вызвало открытый отпор ответственных работников промышленных предприятий, которые пострадали первыми. Даже при том, что кампания не имела столь широкого размаха, ответственные работники настаивают на сохранении своего статуса. В августе 1928 года власть предержащие принимают решение поощрять деятельность по разоблачению и информированию, допуская в сообщениях 95-процентное содержание клеветы!