Читать книгу - "Неизвестные страницы Великой Отечественной войны - Армен Гаспарян"

Любовь Орлова провожает бойцов на фронт

Армен Гаспарян и Александр Дюков

В рядах Латвийского легиона было много молодежи

Ведущий программы и Михаил Иоффе

Василий Кононов в латвийском суде

Латвийский легионер позирует в фотостудии

Пленные красноармейцы

Трагедия плена

Уничтоженная техника дивизии СС «Нордланд» в Берлине

Знамя Победы над рейхстагом

ГАСПАРЯН: Там особое совещание, по-моему, было, да?

ДОЛГОПОЛОВ: Да, его расстреляли мгновенно. И в принципе, в принципе Артузов умер, вы знаете, смертью трагической. Он не успел ни слова сказать в свою защиту. Он лишь сделал одно. Он в некоторых своих грехах, видимо, настолько было сильно физическое воздействие, он сознался, и сознался в тех грехах, которых у него не было. И этим, понимаете, он потянул вместе с собой туда, в эту черную дыру, он потянул и других разведчиков. И произошло следующее. Люди, работавшие, ну, скажем так, по-современному, в военной разведке, называйте это ГРУ, если хотите, и в разведке, которая называется, внешней разведке ИНО, по старым понятиям, они оказались не только обезглавленными, они оказались вызволенными в Москву, и потихонечку всех их прижимали, дожимали. Сохранились лишь единицы. Но тоже, надо сказать, что все-таки эти единицы были очень интересными людьми. Вот сохранился, например, совершенно фантастическим образом такой разведчик, как Коротков, ставший потом генерал-майором и руководителем нелегальной разведки.

ГАСПАРЯН: Это уже после Второй мировой войны.

ДОЛГОПОЛОВ: Вот, скажем, Абель уезжал уже от него. Но он написал письмо на имя Берии, сказав, что все это ложь, все это ерунда, и самое вот непонятное, его письмо это было прочитано и, его вернули. Ну, таких было немного. Были люди, которые относительно мирно пережили этот период. Недавно я встречался. Я еще не забыл. Приятная беседа с сыном родным разведчика Дмитрия Медведева — Героя Советского Союза. Ведь отца его тоже под предлогом нездоровья отправили на пенсию, в разведку, и он жил под Москвой, и тоже он был отстранен. Отправили, так сказать, на отдых стрелки военизированной охраны настоящего Абеля. Не Фишера Вильяма Генриховича, которого тоже выкинули 31 декабря 1938 года, а Абеля Рудольфа Ивановича, или по-настоящему Иоганновича, руководителя спецгруппы разведки, которая своими ножками зашагивала на территорию других стран и совершала там различные теракты. Якова Серебрянского держали в тюрьме на Лубянке. То есть, вот картина была, я бы сказал, трагической. Я все-таки еще раз подчеркну, я бы не сказал, что была разведка полностью разгромлена, урон нанесен грандиозный. Некоторые резентуры не работали. Некому было работать. Например, в Англию, вот которая была действительно, вот я бы так сказал, колыбелью нашей советской разведки, да, некоторое время такие великие наши источники, как Фингли и люди, с ним работавшие.

ГАСПАРЯН: Это, «кембриджская пятерка» знаменитая.

ДОЛГОПОЛОВ: Ну, многие называют ее этим словом — кембриджская пятерка, хотя я не верю в такой термин. Почему, допустим, не десятка или почему не кембриджская двадцатка, а может быть, семерка. Как-то для меня пятерка звучит сомнительно. Сначала была четверка, тройка. Я думаю, что там было людей гораздо больше, чем пятеро тех, которые нам известны. Я себе этот термин как бы не позволяю. А сейчас вот готовлюсь, очень хотел бы написать книгу о настоящем Фингли, что называется. Вот отбросив этот термин и разоблачив его — пятерка. Ну, это так — к слову. А не к слову то, что, в конце концов, грянула война, о которой Сталина предупреждали все абсолютно.

ГАСПАРЯН: И Зорге, и Брайтенбах.

ДОЛГОПОЛОВ: Да, и, ну, кто только не предупреждал, и источники, которым вроде бы доверял. Ну, вот была такая дилемма, что делать с разведчиками, которых не добили, вот что с ними? Они были или где-то там на дачах под Москвой, как типа Медведев, или они работали и им разрешали работать, как, например, Фишер, но не по специальности, или работали совсем не по специальности, как Гуть, который водил автобус маршрута от Белорусского вокзала до Черемушек, или томились в тюрьмах, как Серебрянский, или были просто в лагерях. И вот некоторые наркомы, это была не только в разведке такая ситуация. Разведка — это часть общей жизни. Такая же ситуация сложилась во всех абсолютно видах человеческой абсолютно деятельности. И некоторые наркомы взяли на себя смелость. Ясно было, что, когда враг в сорока километрах и уже виден, да, Кремль, надо что-то делать. Это действительно надо было что-то делать. Надо было возвращать людей. И некоторых людей, за которых некоторые наркомы поклялись партийными билетами, дали слово, их вернули.

ГАСПАРЯН: Ну, когда, в частности, вернули Серебрянского, если мне память не изменяет.

ДОЛГОПОЛОВ: У Серебрянского было очень короткое возвращение. Его подняли из подземной тюрьмы лубянской в свой кабинет. То есть, это было самое быстрое возвращение. За Абелем пришлось ехать на дачу. За Абелем настоящим, Рудольфом Ивановичем, быстро его привезли из дома. Он жил недалеко здесь на Мещанской. Кое-кого не успели уже спасти. Большинство было уже на ином свете, скажем так.

ГАСПАРЯН: Шпигельгласа этого расстреляли.