Читать книгу - "Расстрел "Белого дома". Черный Октябрь 1993 года - Александр Островский"

Странно и другое. Допустим, что начальнику столичного управления Министерства безопасности и одновременно заместителю министра безопасности действительно стало известно о подготовке операции на Ленинградском проспекте. Неужели, чтобы сорвать эти замыслы, ему требовалось самому ехать на встречу с С.Н. Тереховым?

В выступлении Е. В. Савостьянова на пресс-конференции есть еще одна интересная деталь. Оказывается, «через две минуты» после того, как он снова появился у Белого дома, выступавший на митинге В. И. Анпилов заявил, что «Союз офицеров взял штаб ОВС СНГ и надо спешить на помощь»[847].

Касаясь этого факта, К. И. Кобец в своем выступлении на пресс-конференции не только приводил его как доказательство участия Союза офицеров в нападении на штаб, но и отмечал, что сообщение о том, что «здание ОВС СНГ взято» прозвучало в «Белом доме» тогда когда «бой только что начался»[848].

Когда же прогремели выстрелы на Ленинградском проспекте? Из приведенного ранее интервью коменданта здания штаба ОВС СНГ явствует, что это произошло около 22.00[849]. Б. Н. Ельцин утверждает, что нападение было совершено в 21.10[850]. В пресс-релизе, распространенном ГУВД Москвы, говорится, что инцидент произошел «в 21 часов 05 минут»[851]. По заявлению Президиума правительства и сообщению Интерфакса, выстрелы на Ленинградском проспекте прогремели еще раньше – в 20.50[852].

Как объяснить эти расхождения?

По всей видимости, околот 20.50 машина с группой С. Н. Терехова остановилась у бензоколонки, а в 21.05–21.10 произошло нападение на Штаб ОВС СНГ. Поэтому в материалах следствия на этот счет говорится более осторожно: «около 21 часа».[853]

По свидетельству В. И. Анпилова, за несколько часов до инцидента на Ленинградском проспекте к нему в сопровождении начальника штаба Союза офицеров «Черновила» (правильно – Е. А. Чернобривко – А.О.) подошел С. Н. Терехов и сказал: «Получено задание захватить штаб армий СНГ. Прошу сейчас об этом никому не сообщать», а затем в определенное время «объявить по громкоговорящей установке, о том, что мы пошли на штурм и просим помощи»[854].

Воспоминания В. И. Анпилова перекликаются с воспоминаниями его заместителя по «Трудовой России» Бориса Михайловича Гунько. По его свидетельству, с подобной же просбой вечером 23-го С. Н. Терехов обратился и к нему[855]. После этого Б. М. Гунько встретился с В. И. Анпиловым и они договорились о совместных действиях[856].

Ю. И. Хабаров вспоминает, что когда у «Белого дома» еще шел митинг и выступала Сажи Умалатова, «как будто издалека тихо, но постепенно нарастая, стали раздаваться позывные… советского радио. Звуки шли слева от нас все громче и громче и уже не было никакого сомнения, что это позывные: – “Широка страна моя родная…”, повторяемые неоднократно, но… без слов, только мелодия. Еще до людей не дошло понимание раздавшихся позывных, как вдруг мощно, заглушая два громкоговорителя, расположенных на балконе Дома Советов, из четырех громкоговорителей переносной радиостанции “Трудовой Москвы”, стоявшей на тротуаре под балконом, раздался голос неведомого диктора: “Товарищи! Через несколько минут будет передано важное сообщение…”. Внимание людей, присутствовавших на площади, сразу было переключено на эти четыре громкоговорителя, вокруг которых плотной массой стояли сторонники движения “Трудовая Москва”»[857].

«…Наконец, – отмечает Ю. И. Хабаров, – после некоторой паузы, когда казалось достаточно одной искры, чтобы воспламенить возбужденный, ждущий “важного сообщения” народ, из громкоговорителей “Трудовой Москвы” зазвучали, заглушая трансляцию митинга, слова этого “важного сообщения”: “Товарищи! Только что, группа офицеров захватила Главный штаб объединенного командования СНГ!” Сообщение передавалось хорошо поставленным голосом, с нарастающим пафосом, явно имитируя официальные сообщения Информбюро, которые зачитывал диктор Левитан в последние годы Великой Отечественной войны». Этим диктором был Б. М. Гунько[858].

«Площадь, – вспоминал этот момент Б. М. Гунько, – взрывается могучим „Ура!“, а я после краткой паузы продолжаю: „Это дает возможность передать всем воинским частям приказ о немедленной вооруженной поддержке Съезда народных депутатов и защите нашей Конституции“. После этих слов крики „Ура!“ подобно громовым раскатам многократно сотрясают площадь. Я вижу радостные лица. Люди обнимают друг друга. У некоторых на глазах слезы счастья… Но дальше – самое главное и самое неприятное. Я объявляю: „Дорогие товарищи! Союз офицеров просит часть участников митинга срочно переместиться для оказания поддержки в район штаба“»[859].

По воспоминаниям Ю. И. Хабарова, «площадь буквально вся пришла в движение…, возбуждение людей не поддается описанию. Впервые… забрезжила победа!… скорее в район метро “Аэропорт”. А на балконе мечется, именно мечется генерал-лейтенант Титов М. Г., призывает, умоляет всех остаться на своих местах»[860].

И тут до собравшихся начинает доходить смысл сделанного объявления. «В толпе возникает какой-то невнятный гул, – читаем мы в воспоминаниях Б. М. Гунько, – он нарастает, и вот уже совершенно отчетливо слышны те самые гневные слова, которых я ожидал: „Это – провокатор! Товарищи! Я его знаю! Это агент ЦРУ! Сионист! Я его видел у американского посольства!“ И вот после двух – трех минут абстрактных проклятий уже выкрикивается и руководство к действию: „Бить его! Бей провокатора!“»[861].