Читать книгу - "Казанова. Правдивая история несчастного любовника - Сергей Нечаев"

— Меня хотели убедить, чтобы я допустила ее в моем государстве. И я согласилась бы, но только при условии, что наименьшая ставка будет в один рубль, дабы помешать играть беднякам.

Казанова быстро прикинул: рубль в России — это очень большие деньги, а посему число участников лотереи резко сузилось бы и все предприятие стало бы гарантированно невыгодным для его устроителей. Это был не вариант. Но он и не думал сдаваться. Воспользовавшись тем, что день выдался пасмурным, он сказал, что погода в России не совпадает с истинным календарем, по которому живет вся Европа.

— Это верно, — согласилась императрица. — Ваш календарь, введенный папой Григорием XIII, отличается от нашего на одиннадцать дней.

— А не было бы принятие григорианского календаря деянием, достойным Вашего Величества?

На это Екатерина с ласковой улыбкой ответила, что России больше подходит традиционный юлианский календарь.

— Но к концу века, — попробовал возразить Казанова, — разница вырастет до двенадцати дней!

— Все уже предусмотрено, — ответила на это Екатерина, — последний год нынешнего столетия, который по григорианской реформе не будет високосным, таким же будет и в России. А посему никакого увеличения разницы, по сути, между нами не выйдет.

— Но…

Императрица жестом повелела Казанове замолчать и, рассмеявшись, сказала:

— Господин венецианец, я просто не имею права нанести подданным моим великую обиду, убавив на одиннадцать дней календарь и тем самым лишив дней рождения или именин почти три миллиона душ. А то скажут потом, что это я по своему неслыханному тиранству убавила всем жизнь на одиннадцать дней. Скажут, непременно скажут, шельмы, что я и в Бога не верую…

После этого Казанове оставалось лишь почтительно склонить голову, а императрица величественно удалилась. Удалился и граф Панин, даже не удостоив Казанову каким-нибудь ободрительным жестом. Это было полное поражение, и оно надолго осталось занозой в сердце нашего просвещенного европейца.

И, конечно же, в России Казанова попытался, по обыкновению своему, завести роман, но у него все как-то не получалось, и он сам себя утешал: мол, не за этим приехал.

Ничего не вышло и в Москве, которая, в принципе, понравилась Казанове больше Санкт-Петербурга. «Тот, кто не видел Москвы, — написал он потом, — не видел России, а кто знает русских только по Петербургу, не знает в действительности русских. В Москве жителей города на Неве считают иностранцами. Особенно любезны московские дамы: они ввели обычай, который следовало бы распространить и на другие страны — достаточно поцеловать им руку, чтобы они поцеловали вас в щеку».

А вот еще одно впечатление Казановы: «Москва — единственный в мире город, где богатые люди действительно держат открытый стол; и не нужно быть приглашенным, чтобы попасть в дом. В Москве целый день готовят пищу, там повара в частных домах так же заняты, как и в ресторанах в Париже… Русский народ самый обжорливый и самый суеверный в мире».

Трудно себе представить, сколько ручек пришлось перецеловать Казанове и в скольких домах он умудрился поесть и попить, не будучи приглашенным. В плане амурном все было безрезультатно.

Однажды он даже пошел за одной дамой, которую просто увидел на улице. Она шла очень уверенно, размашистым шагом, так что Казанова поспевал за ней с определенным усилием. При этом он и понятия не имел, что скажет ей, если она остановится, обернется и спросит, зачем он за ней идет. Да он и сам не знал, зачем он это делает. Он просто шел, словно подчиняясь чьему-то неслышному приказу.

И она остановилась. И она спросила. Казанова замялся и пробормотал по-французски:

— Мне просто хотелось знать, что вы… Сейчас уже поздно… Вы не должны ходить одна — это опасно…

Дама смерила Казанову презрительным взглядом, пожала плечами и снова спросила, перейдя на французский:

— Почему вы шли именно за мной?

— Я не знаю, — честно сказал Казанова. — Любопытство… Восхищение… Глупость…

— И часто вы это делаете? Я имею в виду — преследуете женщин?

Казанова покраснел и покачал головой:

— Я никогда раньше ничего подобного себе не позволял, и я до сих пор не понимаю, зачем я это сделал.

То, что он Джакомо Казанова, венецианец, по склонностям — ученый, а по привычкам — независимый человек, путешествующий для удовольствия, уже никого не интересовало. Дама лишь хмыкнула в ответ на его слова и пошла себе дальше.

Вернувшись в Санкт-Петербург, Казанова был приглашен в гости к одному гамбуржцу по имени Бомбах, которого он знавал в Англии, куда тот бежал, наделав долгов. Теперь он переехал в Россию, где ему посчастливилось поступить на военную службу, завести себе дом и прислугу. Этот человек, как и Казанова, любил женщин, хороший стол и азартную игру. А теперь он усердно волочился за француженкой Ля Ривьер, приехавшей в Россию со своим любовником, а та охотно принимала его ухаживания. Эта парочка была в центре всеобщего внимания, так как все знали, что эта француженка зарабатывает тем, чем ее наградил Бог. А Бог наградил ее весьма щедро, и она прекрасно отдавала себе в этом отчет, говоря со смехом, что все свои деньги хранит в карманах окружающих ее мужчин.

Пирушка вышла веселая. Господин Бомбах не сводил глаз с понравившейся ему искательницы приключений. Рядом с Казановой сидели братья Лунины, в ту пору простые поручики. Об этом нам рассказывает в своих «Мемуарах» сам Казанова, и по ряду признаков нетрудно предположить, что это были сыновья тайного советника Михаила Киприяновича Лунина. Одного из них звали Александром Михайловичем. Он был на двадцать лет моложе Казановы (позже он станет генерал-майором и губернатором Полоцка). Его брата звали Петром Михайловичем, и он был еще на четырнадцать лет младше (позже он станет генерал-лейтенантом). Кстати сказать, был у них еще один брат — Сергей Михайлович, сын которого — Михаил Лунин — станет потом известным декабристом и будет сослан в Сибирь.

Белокурый красавчик Петр Лунин был любимцем одного знатного вельможи — статс-секретаря императрицы Григория Николаевича Теплова. Как утверждает Казанова, он был «умным малым», который «не только плевал на предрассудки, но и поставил себе за правило добиваться ласками любви и уважения всех порядочных людей, с коими встречался». Проще говоря, он не только ставил себя выше всяких предрассудков, но и не стеснялся гордиться тем, что своими ласками мог пленить любого мужчину.

Предположив в гамбуржце Бомбахе те же наклонности, что и в господине Теплове, он решил, что унизит Казанову, если не отнесется к нему соответствующим образом. В результате, он сел за стол рядом с ним и принялся так усиленно кокетничать, что венецианец даже сначала совершенно чистосердечно принял его за девицу, переодетую в мужскую одежду.

После обеда, расположившись у огня рядом с ним, Казанова сообщил ему о своих подозрениях. В ответ Петр Лунин, дороживший своей принадлежностью к сильному полу, тотчас же выставил напоказ убедительное доказательство ошибки Казановы. А потом, желая проверить, сможет ли гость остаться равнодушным к его красоте, он приступил к решительным действиям. Грубо говоря, он придвинулся к Казанове и, убедившись, что привел его в восторг, занял позицию, необходимую, как он сказал, «для обоюдного блаженства».