Читать книгу - "Цепь Грифона - Сергей Максимов"

– Сейчас станет легче, – успокоил он.

Вдруг непроизвольно стал качаться из стороны в сторону точно с маленьким ребёнком на руках. Понял это и улыбнулся. Лина, казалось, почувствовала его улыбку. Резко отстранилась. С недоумением, во все глаза смотрела на него. Молчание продолжалось долго. А он всё улыбался и улыбался.

– Почему ты молчишь? – совершенно без слёз в голосе спросила она.

Он не нашёл, что ответить сразу. Вздохнул. Точно собираясь с мыслями, проследовал взглядом по потолку и вдруг заговорил стихами:

Я не знал, что счастье молчаливо.

Без восторгов по сто раз на дню…

Я желаю тайно быть счастливым.

Тишину, как высший смысл ценю.

– Откуда эти стихи?

– Не помню.

Лина поняла, что он говорит неправду. У неё уже сложилась привычка к тому, что он всегда всё знает и помнит. Мало того, она поняла, что это его стихи. И родились они, вероятно, только что. В который раз за последние недели и дни со смешанным чувством любви и удивления посмотрела на него.

– Какой-то малозначительный, неизвестный, дореволюционный поэт, – не особенно беспокоясь за неубедительность своего заявления, добавил Суровцев.

Ангелина прильнула к нему. Ей действительно становилось легче. Поток мыслей точно просветлял душу: «Как хорошо, как здорово, что не пришлось сегодня каяться в нарушении одной из самых страшных заповедей – “не убий”… А ведь несколько раз за свою жизнь я была в шаге от страшного, смертного греха – убийства человека. И самое страшное, что это могло произойти само собой. От простого непонимания и недомыслия. Или, хуже того, из любопытства».

Двадцатичетырёхлетнюю разницу в возрасте Суровцев стал воспринимать спокойно только после венчания. Изначально вообще предполагал, что окатит её девичью влюблённость ледяным водопадом отчуждения и нежелания идти навстречу её чувствам. И едва не стал осуществлять задуманное. Но его самого с затылка до пят прошил ледяной ужас, когда Лина в момент первого объяснения непроизвольно коснулась ладонью маленькой кобуры на ремне, туго облегавшем тонкую талию. Он забыл, что она по долгу службы и роду деятельности имеет доступ к оружию. Тут же она отдёрнула руку от кобуры с маленьким браунингом, но этого хватило, чтобы понять: чувства, обуревающие молодую женщину, могут толкнуть её на самоубийство. Он, наверное, и сосчитать бы не смог, свидетелем скольких самоубийств за свою жизнь был. Сколько молодых, красивых, полных сил людей падало на его глазах замертво с разнесёнными пулями головами или с простреленной грудью. Неожиданно для себя испугался так, как никогда до этого. А казалось, уже был уверен, что подобные безумные жесты и поступки его больше не поражают и не занимают.

В гражданском тёмно-стального цвета костюме и Суровцев точно помолодел. А может быть, он казался моложе рядом с невестой в белоснежном, настоящем свадебном платье. Роли шаферов выполняли его помощник Черепанов и офицер Генерального штаба старший лейтенант Демьянов. Оба в военной форме, что было необычно и даже вызывающе под сводами храма. Даже представить подобное год тому назад, в 1941 году, было просто немыслимо.

Заменявший собой целый церковный хор пожилой дьякон, один, вдохновенно и стройно выводил слова и мелодию торжественного тропаря. Его одинокий, сильный, высокий голос не допустил ни единой фальшивой ноты. Чуткий музыкальный слух Суровцева благодарно оценил радение служителя. Несколько голосов немногочисленных верующих повторяли слова дьякона, и их полушёпот точно оттенял праведность красивого песнопения.

Люди, присутствующие в церкви, казалось, не верили в реальность происходящего. И сама сдержанная, аскетичная в силу своей малочисленности треба, и скромное убранство храма, недавно пережившего осквернение и разорение, оказывались непомерно ценными и содержательными. Икон было мало. Не так много было лампад и свечей. Но с израненных временем и людьми древних фресок смотрели лики небесного воинства и православных святых. Они точно подтверждали непреложность высших истин. Точно обещали незримое покровительство и защиту всем, кто не отвернулся от них в тяжёлые, проклятые годы.

– Обручается раб Божий Сергий рабе Божией Ангелине. Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь, – нараспев продолжал вершить таинство священник.

Затем, чуть слышно продолжая читать слова молитвы, священник поочерёдно надел на безымянные пальцы обручающихся кольца. Сделал он это обыденно, без троекратного обмена. Не один раз участвовавший до революции в обряде в качестве шафера Сергей Георгиевич невольно отмечал упрощение таинства.

– Венчается раб Божий Сергий рабе Божией Ангелине, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь, – крестообразно знаменуя венцом Суровцева, проговорил священник.

Благословив невесту, дав ей приложиться к образу Пресвятой Богородицы, другим венцом батюшка венчал и Ангелину:

– Венчается раба Божия Ангелина рабу Божиему Сергию, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь. Господи Боже наш, славою и честию венчай их. Положил еси главах их венцы, от каменей честных, живота просиша у Тебе, и дал еси им.

Черепанов и Демьянов приняли из рук священнослужителя венцы и теперь держали их над головами Суровцева и Ангелины. Казалось, что обретение Линой православного имени чудодейственным образом переменило не только её внутреннюю суть, но и внешность. Она словно светилась изнутри.

– Яко даси им благословение в век века, возвеселиши их радостию с лицем Твоим, – другим стихом продолжил пение дьякон.

Священник снова приблизился, держа в руках небольшую золотую чашу с вином. Можно было только догадываться, сколько труда, какого риска стоило верующим сохранить этот драгоценный предмет утвари от многочисленных реквизиций церковных ценностей. Поочерёдно, в три глотка выпили вино.

Соединив их правые руки своей широкой и сильной ладонью, священник повёл венчающихся к возвышению перед алтарём. Шаферы неуклюже двинулись следом, держа над головами молодожёнов венцы. Трижды обойдя аналой под пение дьякона, подошли к Царским Вратам. Батюшка снял с их голов венцы. Передал венцы дьякону.

– Возвеличися, женише, якоже Авраам, и благословися, якоже Исаак, и умножися, якоже Иаков, ходяй в мире и делаяй в правде заповеди Божия, – торжественно возгласил священнослужитель, – и ты, невесто, возвеличися, якоже Сарра, и возвеселися, якоже Ревекка, и умножися, якоже Рахиль, веселящися о своем муже, хранящи пределы закона, занe тако благоволи Бог.

Суровцев целовал икону Спасителя, а Ангелина икону Богородицы, находившиеся в складне, специально купленном накануне. Целовали крест. Целовали руку пастыря. Батюшка загасил венчальные свечи. Закрыл складень. Передал то и другое Суровцеву.

– Пусть эти образы Спасителя и Божией Матери хранят вас. Свечи сии сами храните в семье вашей всю вашу жизнь, – проникновенно продолжил священник. – Всегда зажигайте их, когда будет вам трудно. И благодать Божия не покинет вас. Жена, помни, что слово мужа твоего для тебя всегда решающее. Помни, что устами его теперь говорит с тобой сам Господь. Ты, муж, люби и уважай жену свою. Не забывай, что голосом её разговаривают с тобой ангелы небесные, а душа её – часть души самой Богородицы. И бойся обидеть или смутить душу сию несправедливым упрёком или греховным поступком своим. Да не отступите вы от заповедей Божиих! Да пребудет с вами благодать Божия! Многая лета!