Читать книгу - "Парижская мода. Культурная история - Валери Стил"

«В поисках утраченного времени» Марселя Пруста – возможно, величайший роман XX века. В нем нашло отражение все, что Пруст пережил и передумал за долгое время – о любви, искусстве, обществе, времени и моде. Мода была для него одним из способов осмысления эпохи и искусства. Хотя произведение Пруста не относится к разряду roman à clef^[323], у некоторых его персонажей имеются реальные прототипы. Барон де Шарлюс, например, тесно связан с образом гомосексуала поэта-денди графа Робера де Монтескью, племянница которого, Элизабет де Караман-Шиме, графиня Греффюль, в свою очередь, стала одним из прототипов Орианы, герцогини Германтской, о которой Пруст писал: «Каждое платье герцогини Германтской представлялось мне как бы естественным, необходимым ее окружением, как бы проекцией одной из сторон ее души»^[324].

Подобно Бальзаку, автору, которым он глубоко восхищался, Марсель Пруст часто описывает костюмы своих персонажей. Мода для него – маркер социального и психологического статуса. «Мы видим, – пишет он, – как героини Бальзака нарочно надевают то или другое платье в день, когда им предстоит принять определенного гостя»^[325]. Так, когда бальзаковская княгиня де Кадиньян встречается с д’Артезом, она надевает костюм в серых тонах, чтобы продемонстрировать свою печаль. Когда героиня Пруста Альбертина появляется в красивом сером платье и жакете в цвет, барон де Шарлюс мгновенно замечает связь с литературным сюжетом: «…вы сегодня как раз в платье принцессы де Кадиньян». Альбертина снимает жакет, и под ним обнаруживаются «рукава… из очень мягкой розовой, бледно-голубой, зеленоватой, сизой шотландки», «можно было принять ее за радугу, просиявшую в сером небе». Шарлюс, восхищенный этой неожиданной «спектральной призмой», замечает, что у Альбертины «нет причин напускать на себя разочарованность, какие были у принцессы де Кадиньян, – ее серое платье как раз и должно было производить на д’Артеза впечатление, что она разочарована в жизни»^[326].

Один из биографов Пруста, Джордж Пейнтер, писал, что замечание барона де Шарлюс на самом деле принадлежит Роберу де Монтескью, и Пруст высмеивал его восторги по поводу серого платья графини де Греффюль^[327]. Однако даже если монолог графа и показался Прусту комичным, он, без сомнения, ценил его знание «молчаливого языка костюма». Для Пруста мода была не только социальным и культурным маркером, но и проявлением человеческой индивидуальности, языком эмоций и формой искусства^[328]. Ближе к концу своего многотомного опуса Пруст заявляет, что если он не может построить свой роман как собор, он сконструирует его, подобно платью.