Читать книгу - "Сахаров и власть. «По ту сторону окна». Уроки на настоящее и будущее - Борис Альтшулер"

Гравитационная конференция в Тбилиси, Джон Арчибальд Уилер

Сахаров:

«В августе (того же 1968 г., но еще до вторжения в Чехословакию. – БА) я впервые после многолетнего перерыва поехал на международную конференцию (до этого я воздерживался от таких поездок – у меня всегда не было свободного времени, и я опасался, что при моих дилетантских знаниях я многого не пойму – зря, конечно; после того, как я был лишен допуска к секретной работе, свободное время появилось). Это была очередная Гравитационная конференция – по принципиальным проблемам теории гравитации, ее применениям в космологии и связям с теорией элементарных частиц. Очень интересным было для меня и место проведения конференции – столица Грузии Тбилиси. Я там раньше никогда не бывал, и на меня произвел большое впечатление этот прекрасный город (через четыре года я вновь поехал туда с Люсей). Я очень много получил от докладов на конференции, еще важней были личные контакты со многими учеными из СССР и зарубежных стран. До тех пор весь круг моих научных общений был – Я. Б. Зельдович и еще несколько человек. Уже по дороге, при вынужденной остановке в Минводах, я имел много интересных бесед. Среди моих спутников был молодой теоретик Борис Альтшулер, я был тогда оппонентом его диссертации (это был сын Л. В. Альтшулера, моего сослуживца по объекту)».

БА:

Из-за грозы над Главным Кавказским хребтом наш самолет был вынужден приземлиться в аэропорту Минвод, где мы переночевали. Когда, стоя в проходе самолета в ожидании высадки, я разговаривал с Андреем Дмитриевичем, к нему подошла стюардесса и предложила переночевать в гостинице аэропорта. АД, указав на меня, спросил, где будет ночевать молодой коллега, на что девушка пояснила, что гостиница маленькая и в ней могут остановиться только академики и иностранные гости конференции. Тогда АД от гостиницы отказался, и мы провели ночь на стульях в зале аэропорта. Что позволило обсудить, конечно выбирая выражения, поскольку кругом «уши», его «Размышления», с которыми я ознакомился практически сразу после их появления в самиздате в мае.

Я тогда, в свои 29 лет, был настроен уже сильно критически. Весной того же 1968 г. мы с другом закончили почти годовой труд и запустили в самиздат брошюру «Время не ждет», получившую потом название «Ленинградская программа»^[52], поскольку мы подписались псевдонимами и, чтобы замести следы, написали «Ленинград». Было в ней, помимо критики, и немало конструктивных идей по «улучшению социализма», усвоенных мной от моего отца. С АДС я тогда на аэродроме этот наш труд не обсуждал. А осенью 1969 г. мой средний брат Александр неожиданно принес домой отцу наш труд, изданный подпольно типографским способом (я помнил ошибку «лягушки-путешественницы» и не стал кричать «Это я, я придумал!»). Отцу материал понравился, и он решил навестить Сахарова и показать ему эту брошюру. АДС в это время, как и Л. В. Альтшулер, уже окончательно расстался с «объектом». Выяснилось, что Сахаров с брошюрой уже был знаком. Они обсудили разные общественные дела, а потом отец стал что-то говорить по тематике их работы на объекте. И тогда АДС остановил его замечательной фразой: «Лев Владимирович, у вас есть допуск к совершенно секретной информации, у меня есть допуск к секретной информации, а у тех, кто нас сейчас подслушивает, такого допуска нет. Давайте не будем об этом говорить».

Возвращаясь к нашей ночной беседе в аэропорту Минвод. Ряд мест «Размышлений» мне не понравились их, скажем так, «просоветской направленностью». Я сказал об этом Андрею Дмитриевичу. Интересна его реакция. Он не возражал, не спорил, но кратко по существу объяснял свою позицию. Во-первых, он сказал, что не хотел слишком радикальной тональностью оттолкнуть советскую научную интеллигенцию, что статья и так содержит много нового и непривычного. То, что статья ориентирована также и на возможное прочтение руководством СССР, не говорилось, да Андрей Дмитриевич и не знал, будут ли ее там читать, просто у него каким-то чудесным образом получалось находить такие слова, что с ним соглашались люди, стоящие на прямо противоположных позициях.

Также я понял, что и он сам внутренне не возражает против этой «советскости» «Размышлений». АД пишет в «Воспоминаниях», что с ранней юности он принимал как самоочевидность, что будущее мира за социализмом и что капитализм так или иначе отомрет. Очень медленно, под влиянием многих факторов, включая и личное общение с высшими руководителями СССР, Сахаров к 1968 г. пришел к тому, что он назвал «теорией симметрии», что право на существование имеют и социализм, и капитализм, только надо взять у каждой системы все лучшее, отбросив худшее. Отсюда главная идея «Размышлений» о конвергенции двух систем и необходимости переходить от угрожающего самому существованию жизни на Земле ядерного противостояния СССР и США к различным договоренностям. Что и стал делать Л. И. Брежнев, объявив «политику разрядки» и т. п. И только позже Сахаров пришел к выводу, что есть все-таки принципиальная разница между тоталитарной и демократической системами; советские танки в Чехословакии через двадцать дней после того нашего разговора ночью в аэропорту Минвод были, конечно, сильнейшим толчком к такой эволюции взглядов.

Сахаров:

«На одном из заседаний конференции я сделал доклад о нулевом лагранжиане гравитационного поля. К сожалению, я не доложил работу о барионной асимметрии. Кажется, тема доклада была выбрана по совету Я. Зельдовича, состоявшего в организационном комитете конференции. Зельдович, как я уже писал, тогда отрицательно относился к работе о барионной асимметрии. Вероятно, я должен был проявить больше настойчивости, но мне и самому хотелось доложить свою последнюю работу, тем более имевшую прямое отношение к теме конференции.

Среди зарубежных участников был профессор Уилер^[53](известный своими работами по гравитации, а также – на заре его научной деятельности – совместной работой с Н. Бором о физике процессов ядерного деления). Яков Борисович познакомил меня с ним. Пару часов мы имели с ним очень интересную, запомнившуюся мне беседу в ресторане “Сакартвело”. Говорили и о науке, и об общественных проблемах (впрочем, что говорили о них конкретно, я сейчас не помню)…»

БА:

Здесь я должен сказать слово благодарности Джону Уилеру. В 1966 г. я получил от него письмо в связи с моей работой по общей теории относительности, на этой конференции в Тбилиси он пришел и на мой доклад. Поэтому через пять лет, в 1973 г., я решился написать Уилеру в Прин-стон письмо, в котором просил ходатайствовать перед Леонидом Брежневым за моих двух друзей физиков (и однокурсников по учебе на физфаку МГУ в 1956–1962 гг.), которые уже более двух лет тщетно добивались разрешения на выезд в Израиль. В середине июля письмо вывез за рубеж и опустил в США в почтовый ящик один из западных визитеров. А через месяц оба моих друга вместе с их семьями получили разрешение на выезд и прибыли в Израиль как раз накануне войны Судного дня (6–23 октября 1973 г.). Позже при встречах в Москве у Сахарова в мае 1987 г. и в Принстоне в январе 1992 г. Уилер подтвердил, что он тогда, в 1973-м, написал Брежневу про моих друзей. И случилось чудо!