Читать книгу - "Принцессы немецкие – судьбы русские - Инна Соболева"

Нарышкина родила императору троих детей. Впрочем, кто был их отцом, она и сама толком не знала. Две ее дочери умерли в младенчестве, третья, Софья, которую Александр горячо любил, – накануне восемнадцатилетия. Для него это был страшный удар. Поддержала его, как всегда, Елизавета. Сочувствие ее было неподдельно. А тем временем Мария Антоновна развлекалась с женихом только что умершей дочери, графом Андреем Петровичем Шуваловым.

Мария Антоновна вовсе не благоговела перед императором – жила, как хотела. Он долго прощал ее измены. Порвал с ней окончательно, только застав в постели в объятиях своего генерал-адъютанта Ожаровского. Сегодня уже мало кто знает, что звание это было почетнейшим, император жаловал его крайне редко, оно было несомненным свидетельством царской милости. Из 62 военачальников, награжденных за боевые действия в 1812-1815 годах редкой и почетной наградой – золотым оружием «За храбрость», только 13 человек были пожалованы званием генерал-адъютанта, те, кому особенно благоволил государь. Тем больнее для него было предательство. Но соперника он не наказал, зато с изменницей наконец расстался.

В придворных кругах считали, что этой связи, причинившей столько горя Елизавете Алексеевне, активно содействовала жена брата Марии Федоровны Мария Чарторийская. А уж кому хотела угодить пани Мария, ясно без объяснений. Хотя Мария Федоровна будто бы и сочувствовала невестке:

Она сама виновата. Она могла бы устранить эту связь и даже сейчас еще могла бы вернуть своего мужа, если бы захотела примениться к нему, а она сердилась на него, когда он приближался, чтобы поцеловать или приласкать ее… Конечно, она очень умна, но недостаток ее в том, что она очень непостоянна и холодна, как лед.

Слова эти со свойственной ему точностью записал Григорий Вилламов.

Не менее тщательно описывал он и все благодеяния императрицы-матери. Мария Федоровна действительно славилась благотворительностью. (Замечу для тех, кого раздражает все больше входящее в речевую практику неуместное использование искажающей смысл возвратной частицы «ся», что в данном случае возвратная форма глагола – не описка автора и не попытка следовать новым грамматическим течениям. Здесь возвратная форма глагола более чем уместна – «славилась» в исконном смысле означает «славила себя». Именно так и было.) О любой своей благотворительной акции вдовствующая императрица старалась оповестить публику с помощью всех существовавших тогда способов информации.

Но объективно в деле благотворительности Мария Федоровна действительно не знала себе равных. Когда Центральный Государственный исторический архив России находился еще в здании Сената и Синода, я видела в старинных шкафах впечатляющее количество документов фондов Ведомства учреждений императрицы Марии: 129 561 единица хранения! Самый большой – «Фонд IV отделения Собственной Е. И. В. канцелярии для управления учебными и благотворительными заведениями, находившимися ранее (1796-1828) в ведении императрицы Марии Федоровны», был образован после ее смерти и просуществовал до 1917 года. Документы подтверждают, что на деньги, завещанные Марией Федоровной, фонд до самой революции 1917 года содержал более 500 благотворительных и воспитательных заведений. Училище для глухонемых в Павловске, школа для слепых в Гатчине, больница на Литейном проспекте в Петербурге, с недавнего времени снова носящая имя своей основательницы, существуют до сих пор. Так что честь ей и хвала.

Правда, было одно любопытное обстоятельство: у сына своего, императора Александра Павловича, матушка ежегодно требовала на личные нужды миллион рублей. Это больше, чем составлял в начале XIX века бюджет столицы Российской империи. Такая сумма, по традиции, полагалась только царствующей императрице. Но попробовал бы Александр отказать матушке!

Миллиона с лихвой хватало и на содержание роскошного двора в Павловске, и на широкую благотворительность. Эти подробности, конечно же, не были известны тем, кому помогала вдовствующая императрица. Да и неважно им было, откуда благодетельница берет деньги. Но люди, близкие ко двору, знали об источнике благодеяний. И это мешало им искренне восхищаться щедростью Марии Федоровны. Понятно, что сказать об этом вслух было невозможно. Но Николай Михайлович Карамзин все-таки сказал, правда, в завуалированной форме: написал стихотворение, посвященное Елизавете Алексеевне.