Читать книгу - "Адольф Гитлер. Жизнь под свастикой - Борис Соколов"

И рабочие национал-социалисты, и работодатели национал-социалисты одинаково являются только слугами общества и выполняют его поручения».

Цель профсоюзов в национал-социалистическом государстве Гитлер видел в том, чтобы обеспечивать «общую работу всех и каждого во благо народа и государства в соответствии с природными способностями и тем развитием, которое дало этим способностям и силам общество». Соответственно социал-демократические и иные независимые от государства профсоюзы были ликвидированы.

В связи с этим Гитлер провозглашал: «Свободные профсоюзы стали одним из ужаснейших орудий террора против независимости и прочности национального хозяйства, незыблемости государства и свободы личности». При этом социал-демократическую идею он непосредственно связывал с мировым еврейством: «Только знакомство с еврейством дает в руки ключ к пониманию внутренних, т. е. действительных намерений социал-демократии. Только когда познакомишься с этим народом, у тебя раскрываются глаза на подлинные цели этой партии, и из тумана неясных социальных фраз отчетливо вырисовывается оскалившаяся маска марксизма». . Национал-социалисты, в свою очередь, дабы обеспечить у масс популярность национально-расовой идеи, после прихода к власти осуществили ряд социальных преобразований, за которые прежде ратовала социал-демократия. Все социальные гарантии предоставлялись от имени фюрера и партии. Была ликвидирована безработица за счет организации массовых общественных работ и наращивания производства в связи с начавшейся ремилитаризацией страны. Одновременно был оставлен лишь один гигантский профсоюз — Германский трудовой фронт.

С самого начала своего правления Гитлер и НСДАП одним из основных инструментов управления выбрали неприкрытое насилие. Все недовольные новым режимом сразу же были репрессированы, изгнаны из страны или загнаны в глубокое подполье. Террор был провозглашен законным способом ведения государственной политики. Для того чтобы ринуться в борьбу за мировое господство, прежде надо было «зачистить» всех недовольных внутри страны. Так, 7 июня 1942 года Гитлер в своей ставке с удовлетворением отмечал: «Я распорядился составить списки всех известных изменников, чтобы, после того как национал-социалистическое движение придет к власти, эти элементы не ушли от справедливого наказания. И если мы в 1933 году избавились от большинства этого отребья без прямого нашего вмешательства, то это объясняется тем, что не менее 65 тысяч наших граждан эмигрировали сразу же после прихода национал-социалистов к власти. Так и не установлено, насколько у каждого из них рыльце в пушку. Но несомненно, что большинство из них собственная нечистая совесть побудила бежать за границу; затем, правда, многие одумались и выразили желание вернуться в Германию. Но притоку в огромном количестве нежелательных элементов мы воспрепятствовали, объявив, что каждый возвращающийся будет помещен в концлагерь и любой, кого уличат в каких-либо преступлениях, будет расстрелян. Так за пределами Рейха остались тысячи асоциальных элементов, которых в противном случае было бы трудно поймать или изобличить в преступлении. Остальным же Гейдрих со своей службой безопасности сломал хребет — заслуга, которую уже потому следует высоко оценить, что судебные органы оказались не в состоянии справиться с этой задачей.

Судьи своим подходом к рассмотрению дел по обвинению в государственной измене часто доводили меня до бешенства. Так, они однажды вознамерились было помиловать предателя, поскольку он «первым делом» занимался контрабандой, и потому его следует в первую очередь считать контрабандистом и соответствующим образом наказать. Лишь с огромным трудом удалось убедить министра юстиции доктора Гюртнера в необходимости быть жестокими и безжалостными по отношению к государственным изменникам...

Я заявил Гюртнеру, что твердо решил в случае, если обычный суд вынесет слишком мягкий приговор, отдать приказ подразделению СС забрать изменника из тюрьмы и расстрелять... Каждый государственный изменник должен быть казнен, невзирая на размер причиненного им ущерба.

Приговоры, выносимые созданным в 1938 году Народным трибуналом (в чью подсудность входили политические преступления, в том числе и измена родине. — Б. С.), сперва тоже были не столь суровыми, как мне бы хотелось. Даже приспособить законодательство к четко выраженным интересам государства оказалось совсем не так просто, поскольку многие юристы из числа членов правительства с большим трудом соглашались признать государственную измену идеологическим преступлением.

Я постоянно вынужден был указывать на то, что не бывает государственной измены, совершаемой по идейным соображениям. Если и есть преступление, подпадающее под категорию государственной измены и в определенной степени объясняющееся идейными мотивами, то это отказ нести службу из-за религиозных убеждений. Этим элементам, не желающим воевать из-за религиозных убеждений, нужно прямо заявить, что они, очевидно, хотят есть добытое другими, но это недопустимо по соображениям высшей справедливости, и поэтому их будут морить голодом. И если это не было исполнено и так называемые толкователи Библии (свидетели Иеговы. — Б. С.), общим числом 130 человек, были просто расстреляны, то этим они обязаны моему мягкосердечию. Впрочем, расстрел этих ста тридцати, подобно грозе, очистил атмосферу. У тысяч их единомышленников при сообщении о расстреле пропало всякое желание со ссылкой на какие-то места из Библии пытаться уклониться от военной службы.

Тот, кто хочет успешно вести войну и вообще помочь своему народу пережить тяжелые времена, не должен сомневаться в том, что в эти времена каждый, кто активными действиями или в душе отторгает себя от народного сообщества, будет этим сообществом ликвидирован.

Тот, кто во имя гуманизма отходит от этого четкого принципа, не сможет предотвратить распад государства, начало которого мы в настоящее время можем наблюдать в такой стране, как Швеция».

Террор против оппозиции внутри страны рассматривался Гитлером как способ подготовки и ведения войны. Частью террора также стал провозглашенный фюрером принцип коллективной ответственности за политические преступления. По этому поводу 1 июля 1942 года он заявил: «На те семьи, которые играют особенно значительную роль в политической жизни, распространяется принцип коллективной ответственности. И если выходец из такой семьи использует свое политическое влияние во вред, то вполне естественно, что кара должна также пасть и на головы всех остальных членов этой семьи. В конце концов, что мешало им заблаговременно отмежеваться от этого подрывного элемента?» В годы Второй мировой войны этот принцип широко применялся на оккупированных территориях в виде казней заложников и репрессий против семей тех, кто боролся с оккупантами. В самой же Германии «коллективную ответственность» начали применять по отношению к членам семей участников заговора 20 июля 1944 года, а также в самые последние месяцы войны против родственников дезертиров.

В «Застольных разговорах» 1942 года фюрер похвалялся: «Если я сумел назначить на большинство руководящих постов людей, успешно выполняющих поставленные перед ними задачи, то это не в последнюю очередь объясняется тем, что они заняли эти посты не потому, что получили юридическое образование, а потому, что прошли школу жизни и достойно выдержали ее испытания».