Читать книгу - "Повседневная жизнь пиратов и корсаров Атлантики от Фрэнсиса Дрейка до Генри Моргана - Екатерина Глаголева"

Помимо того, что пираты постоянно упражнялись в стрельбе, они использовали и некоторые технические хитрости, например левосторонние пистолеты. Как правило, внешняя часть замка у пистолетов выполнялась с правой стороны, то есть они были рассчитаны на стрельбу с правой руки. Но в рукопашном бою главным оружием были шпага или кинжал, а пистолет держали в левой руке. В связи с этим некоторые пистолеты изготавливались с замком, расположенным с левой стороны. Такое расположение замка позволяло носить пистолет за поясом повернутым рукояткой под левую руку, при этом замок оказывался с внешней стороны и исключалась возможность самопроизвольного выстрела.

Устремляясь на абордаж, флибустьер засовывал за пояс тесак, а кинжал брал в зубы — руки должны были оставаться свободными. Опытный капитан предпочитал кутласс — саблю с изогнутым, длинным (70–80 сантиметров) и широким (пять сантиметров) клинком, заточенным с одной стороны. Ею можно было и сражаться, и перерубать канаты. В отличие от шпаги саблю не украшали сверх меры: ее рукоять часто была сделана из дерева. Благодаря эфесу в форме чашки, надежно защищавшему руку, она получила у французов прозвище «половник»; ножны тоже были деревянные или металлические. Корсары из дворян использовали также шпаги (их ношение было привилегией дворянского сословия), которыми можно было наносить как рубящие, так и колющие удары. Форма клинка могла быть самой разной — граненой или плоской, с одним или несколькими лезвиями, гарда — в виде большой чаши с дужками впереди для захвата шпаги противника. Во второй половине XVII века хорошие фехтовальщики пускали в ход рапиру — колющее оружие. В дополнение к шпаге или рапире полагался кинжал (дага) или шпаголом — клинок с глубокими пилообразными насечками. Лезвие даги, предназначенной для защиты и нанесения ответных ударов, было около 30 сантиметров в длину. В XVI веке появились даги с хитрым механизмом: под воздействием пружины клинок раскладывался на две-три части, превращаясь в ловушку для оружия противника. В конце этого столетия широкое распространение получил кортик с костяной рукоятью и коротким, прямым и узким клинком, который мог быть обоюдоострым или граненым.

Так как моряки чаще всего сражались в узких помещениях, да еще и при сильной качке, то прочный, недлинный и нетяжелый кутласс оказывался незаменим: им можно было очень быстро наносить удары, не опасаясь, что лезвие где-нибудь застрянет или сломается. Изогнутое лезвие увеличивало силу удара, позволяя прикончить противника одним махом. Одним из распространенных приемов было нанесение отвлекающего удара кутлассом, за которым следовал смертельный выпад кинжалом. Пираты Карибского моря использовали в абордажном бою мачете — длинный (свыше полуметра) тесак для рубки сахарного тростника и прорубания троп в густых джунглях. В качестве тяжелого оружия применяли морской топор, весивший около килограмма, с рукоятью длиной 60–90 сантиметров. Топором рубили мачты, пробивали двери, люки трюмов, обрубали абордажные крючья, а обухом могли оглушить противника. В качестве метательного оружия его не использовали. А вообще в бою в ход могло пойти что угодно: багры, крюки и даже мушкели — деревянные молоты с короткой рукоятью, которые применялись при такелажных работах, а также гранаты — сосуды, начиненные порохом, кусками железа и свинца и снабженные фитилем.

Флибустьеры и пираты сражались в чем были, но абордажная команда корсарского судна, состоявшая из профессиональных солдат, защищала себя доспехами. На грудь и спину надевали широкую и гладкую, не очень выпуклую кирасу; иногда использовали только нагрудник Поскольку под железными кирасами одежда быстро истиралась, им предпочитали кожаные нагрудники, подбитые конским волосом или паклей и простеганные или проклепанные. Применялись также доспехи из пластин, приклепанных изнутри к основе, или просто горжеты — стальные ожерелья, защищавшие шею, область ключиц и верхнюю часть груди.

В XVI веке испанцы надевали на голову морион — шлем с округлой тульей и гребнем, поля которого загибались вверх спереди и сзади. Благодаря такой конструкции его можно было глубоко надеть на голову, обеспечивая надежную защиту при почти идеальном обзоре. Этот шлем выковывали из одного куска металла или сваривали из двух половин и часто украшали сложным травленым орнаментом или гравировкой. Морионы носили и в первой половине следующего столетия, но затем окончательно перешли на шляпы с металлической чашкой. Она крепилась к тулье кожаными ремешками, а в ней самой имелись три отверстия для шнурков, которыми фиксировали подвернутые поля шляпы. В XVIII веке шляпы носили уже не широкополыми, а в форме треуголки.

Для защиты кистей рук чаще всего обходились простыми кожаными перчатками, но могли использовать и перчатки с вшитыми в них кольчужными фрагментами.

Перед абордажным боем Жан Барт надевал парадный костюм, большой парик и фетровую шляпу со страусовыми перьями, а через плечо, поверх доспехов, ленту ордена Людовика Святого, пожалованного ему королем.^[53]

Прикрепив к поясу два пистолета, он обнажал саблю, зажигал фитиль для гранат, который держал в зубах, и готовился подать сигнал.

По возможности корсарское судно старалось налететь на свою жертву спереди — во всяком случае, не подходить со стороны борта, ощерившегося пушками, — а затем, встав перпендикулярно, въехать бушпритом на палубу противника. Приблизившись, бросали «кошки», состоявшие из нескольких соединенных вместе крюков, заточенных по типу гарпуна, которые были закреплены на концах цепи или троса. На борт вражеского корабля перебегали по абордажному мостику,^[54] снабженному шипами, — и начиналась резня.

Если один корсар сражался с другим, нападавшим поживиться, как правило, было нечем; оборонявшимся же нечего было защищать, кроме своей жизни. «Голландский корсар с четырнадцатью пушками на борту узнал нас; я погнался за ним и догнал, — вспоминает Клод де Форбен. — Его неосторожность погубила больше половины его экипажа: когда он увидел, что я собираюсь взять его на абордаж, то заколотил люки, чтобы его люди, которым негде было спрятаться, были вынуждены защищаться до последнего. Несчастные сражались отчаянно, и очень скоро палуба их корабля была покрыта мертвыми телами. Видя это, я спрыгнул на корабль, чтобы прекратить бойню, иначе ни один из них не остался бы в живых^[55] мои люди были раздражены оказанным сопротивлением».