Читать книгу - "Римская цивилизация - Роберт Виппер"

Действительно, можно говорить о жалованье, так как в Риме выработалась такса на должности. Эдильство, например, низшая должность в римской политической карьере, стоило 500 000 сестерций. Такова была сумма, которую согласился выдать избирателям Веррес, чтобы провалить на выборах в эдилы своего врага Цицерона. Такова же была цена трибуната. Это можно заключить из переговоров, которые предшествовали выборам в трибуны в 55 году. Кандидаты на должность пошли на взаимный компромисс. Каждый из них передал в руки Катона, избранного арбитром, залог на сумму в 500 000 сестерций. Было решено, что залог будет потерян для того, кого Катон признает виновным в подкупе.

За консульство приходилось отдавать огромные суммы. Цицерон отмечает в 54 году, что подкуп работает невероятно, как никогда; на рынке наступил денежный кризис, и процент поднялся вдвое: с 4 % до 8 %. Таким образом, биржа испытывала под влиянием раздач и связанных с ними займов серьезные колебания. В другой раз Цицерон называет цифру, которую истратил на выборах каждый из 4 конкурентов: это сумма в миллион сестерций.

О размерах получений из этого источника, о том, как укоренился обычай и какую он составлял необходимую статью дохода для множества людей, можно судить из позднейшей практики императорского периода. Принципс ведь, в сущности, только централизовал и регулировал раздачи в пользу народа, которые слагались раньше из усилий и интриг нескольких владетельных домов, споривших за власть. Эта мотивировка выдач принципса выступает потом совершенно ясно. Август, по собственному признанию, 23 раза давал игры на свой счет вместо сановников, которые либо были в отсутствии, либо не могли найти у себя нужных средств. Еще любопытнее, что в дни общих выборов Август приказывал раздавать гражданам двух триб, которых он был членом по 1000 сестерций каждому, «чтобы им уже не нужно было ставить какие-либо требования другим кандидатам». В этом случае жалованье избирателям фиксировано и официально признано.

Избирательное предприятие имело свою подчиненную администрацию. В упомянутом уже цицероновском руководстве для кандидата на консульство говорится, что в среде избирательных групп и отделений есть особые мастера дела, ловкие и влиятельные, опытные в политической агитации и пользующиеся весом в известных кругах. Здесь подразумевались настоящие «комиссионеры избирательного дела». Они известны под техническим термином divisors. Название происходит от того, что они распределяли между избирателями, голоса которых хотел купить кандидат, полученные от него деньги. Дивизоры выручали при этом немалые барыши. Цицерон напоминает своему корреспонденту об одном дивизоре, хорошо известном в своей трибе, где он «обыкновенно раздавал вам деньги». Этот дивизор, Секст Геренний, оставил, по-видимому, недурное наследство, если сын его, человек без других данных и связей, мог добиться трибунства.

На ремесло дивизора можно было смотреть различно, но политики из крупных семей, во всяком случае, не могли ими брезговать. Сенат грозил суровыми мерами тем должностным лицам, которые будут у себя на дому принимать дивизоров или даже давать им у себя квартиру, следовательно, это было очень распространено. Обе стороны, заказчики-кандидаты и предприниматели-дивизоры, старались взаимно обеспечить себя: кандидат обыкновенно не желал, чтобы условленная сумма отдавалась им в распоряжение избирателей раньше вотума, дивизоры требовали предъявления суммы для того, чтобы можно было начать операции, тем более, что бывали случаи, когда кандидат не выполнял обещания. Возможен был компромисс; тогда уговаривались положить деньги в качестве депозита у какого-либо богатого доверенного лица; для обозначения такого посредника был также технический термин: sequestor.

Иногда могли происходить любопытные столкновения двух избирательных предприятий. Когда Веррос задумал отстранить от эдильской должности Цицерона, он поспешно ночью перед выборами созвал дивизоров и обратился к ним с речью, в которой напоминал, как щедро вознаградил он их во время соискательства на претуру и на последних выборах, консульских и преторских. Он обещал им любую сумму, если только они не допустят Цицерона до избрания. Дивизоры выразили колебание; некоторые стали указывать на отсутствие шансов на успех. Наконец выискался один «из наилучшей школы дивизорского дела», как несколько иронически выражается Цицерон, и, потребовав залога в 500 000 сестерций, обещал провести дело с успехом.

В этой системе вознаграждения избирателей далеко не все можно было так отчетливо зарегистрировать. В «руководстве» Цицерона есть такая фраза: «Никогда мне не приходилось видеть выборов, которые были бы в такой мере опозорены подкупом, чтобы не нашлось хоть несколько центурий, высказавших бескорыстно в пользу приятных им кандидатов»^[38]. Если даже понимать эти слова буквально, то и тогда они производят безнадежное впечатление. Но действительность была хуже этой мягкой формулировки. «Бескорыстие» избирателей, в конце концов, относилось главным образом к другой форме раздач, не столь индивидуализированной или же совершавшейся в другое время, не до, а после выборов. Но от политического деятеля она требовала немалых экономических жертв. Характер и размеры этих liberalitates римских магнатов были очень различны. Красс взял на себя однажды снабжение бедных граждан хлебом в течение 3 месяцев. Одною из самых обычных форм были большие публичные обеды, т. е. раздачи натурой. В «руководстве» Цицерона кандидату прямо рекомендуется проявлять благотворительность и устраивать самому или через друзей пиршества во всех участках города и для всех триб. В Риме жаловались, что эти щедрые и частые массовые угощения, в которых так много выбрасывается напоказ, поднимают цену на припасы.

Политика монархических претендентов была, конечно, направлена на то, чтобы превзойти выдачи отдельных магнатов. Цезарь был неистощим на публичные обеды, умел разнообразить их программы и поднимать их цену: поминки по умершей дочери, диктаторство, третье консульство, успешное окончание Испанской войны, – все это сопровождалось огромными угощениями всего гражданства. Август в 9 различных торжественных случаях роздал римским гражданам по 3000 сестерций; по завещанию он оставил народу для раздачи 45 миллионов сестерций.

Так же как правительство республики боролось против подкупов, оно вооружалось и против liberalitates. Были постановления, ограничивавшие число людей свиты, «спутников» при кандидатах, было воспрещено давать народу угощения. Но о действительном устранении обычая нельзя было и думать. Цицерон, со свойственным ему благоречием и дипломатически мягкой манерой выражаться, искал лишь пристойной формулы и пришел к такому, в сущности, весьма фривольному, толкованию закона. Его судебный клиент Мурена был обвинен в том, что против постановления сената роздал по всем трибам даровые билеты на зрелища и звал на обеды. В своей защите Цицерон ссылается на то, что кандидат не сам давал эти обеды, а это делали его друзья и близкие. Затем он спрашивает, что же в сущности запретил сенат? Ведь не вообще приглашения на обеды и представление даровых мест? Конечно, нет; но дело в том, что нельзя это делать повсеместно, звать всех вперемежку. Наконец, оратор спрашивает, следует ли вообще быть суровым к этому обычаю: народу одна выгода от таких приношений кандидатов. Все это – лишь «выполнение друзьями своих обязанностей, выгоды маленьких людей, служба кандидатов».