Читать книгу - "Серый волк. Бегство Адольфа Гитлера - Джерард Уильямс"

Борман же старался теперь очистить близкое окружение Гитлера даже от второстепенных фигур, если ими нельзя было легко управлять. Одним из таких людей стал Генрих Гофман,[281]личный фотограф фюрера, его советник по вопросам искусства и доверенное лицо, который и познакомил Гитлера с Евой Браун. С деланной заботой о здоровье Гофмана Борман предложил ему пройти обследование у доктора Теодора Морелла, личного врача Гитлера. После разнообразных анализов Гофману сообщили, что он является носителем возбудителя опасной паратифозной лихорадки типа Б, следовательно представляет опасность для здоровья фюрера и должен удалиться из его окружения и из его штаб-квартиры. Озадаченный, Гофман решил пройти независимое обследование. Результаты повторных тестов оказались отрицательными, однако медицинский отчет миновал стол Бормана, и Гофман так и остался в изгнании. Следующим на очереди стал доктор Карл Брандт,[282]личный хирург Гитлера, инициатор «акции Т-4», нацистской программы эвтаназии. Репрессии Бормана продолжались с безжалостной эффективностью. Любой человек, от простого немца до высшего партийного чиновника подлежал устранению, если Борман видел в том личную выгоду и необходимость для исполнения его плана по спасению жизней и богатств горстки избранных нацистских лидеров.

Взяв окружение Гитлера под свой полный контроль, Борман занялся распространением своей абсолютной власти на гауляйтеров – партийных руководителей, управлявших 42 регионами великого германского рейха. В лице шефа гестапо Мюллера Борман обрел могучего союзника для осуществления своих замыслов. Первостепенную важность по-прежнему имела абсолютная лояльность гауляйтеров к фюреру, ведь ревностное выполнение всех распоряжений, исходящих из его штаба, было жизненно важным условием благополучия партии. В резиденции каждого гауляйтера стоял телетайп, потоками изливавший указания «телеграфного генерала», как за глаза называли Бормана. Начинались они неизменно со слов: «Национал-социалисты! Товарищи по партии! По поручению фюрера настоящим приказываю…»[283]Благодаря созданной Мюллером сети агентов-осведомителей гестапо, Борман продолжал получать оперативную информацию обо всем происходящем на сокращающейся территории рейха. Огромная организация гестапо состояла из множества отделов и подразделений, наделенных полномочиями по надзору и управлению различными сферами деятельности в Германии и за ее пределами. Гауляйтер Байрёйта, имевший дерзость отправлять телеграммы Бормана в мусорную корзину, был застрелен по его приказу людьми Мюллера как предатель. Так выглядел кнут; пряником же были новые документы и новая личность в конце войны – для тех, кто оставался верным курсу партии. Умельцы-евреи изготавливали такие документы в концлагере Заксенхаузен в рамках операции «БернХард».

После провала Арденнского наступления Гитлер вернулся в Берлин и некоторое время занимал резиденцию в старом здании Рейхсканцелярии, пока в середине февраля непрекращающиеся бомбардировки Союзников не вынудили его искать постоянного убежища в подземном «фюрербункере» (нем. Führerbunker – «убежище фюрера»), расположенном здесь же, под парком Рейхсканцелярии. 12 апреля 1945 г. в бункере царила атмосфера веселья. Около полуночи, когда Гитлер был наиболее энергичен, пришли известия о кончине Рузвельта. Фюрер счел это добрым предзнаменованием, напомнившим ему о спасении в Семилетней войне его героя Фридриха Прусского после смерти российской императрицы Елизаветы Петровны в 1762 году. 13 апреля в приказе по вермахту Гитлер предрек перемену всего хода войны «теперь, когда судьба стерла с лица земли величайшего в мире военного преступника». Борман ликовал не меньше; немедленно связавшись со всеми гауляйтерами по телеграфу, он предсказал «полную перемену отношения Западных держав к советскому наступлению в Европе». Сепаратный мир, которого больше всего опасался Сталин, и объединение сил с Западными союзниками, на которое больше всего рассчитывал Гитлер, теперь казались вполне возможными, поскольку главный поборник безоговорочной капитуляции уже умер, а Германия еще не сдалась. Свое телеграфное обращение Борман завершил словами: «Это лучшая новость за последние годы… Передайте всем, что самый опасный человек в мире теперь мертв».[284]Борману смерть Рузвельта давала уникальную возможность осуществить его главную сделку и обеспечить успех операции «Огненная Земля».

Тем временем в Берне резидент УСС Аллен Даллес продолжал расширять собственную сеть связей, несмотря на крушение – после июльского покушения на Гитлера – его надежд поддержать немецкое Сопротивление. И Англия, и Америка по-прежнему были против контактов с кем бы то ни было из посланников нацистского руководства, предлагавших мирные переговоры, – они боялись конфликта со Сталиным и срыва договоренности о требовании от Германии безоговорочной капитуляции. Однако со смертью Рузвельта и после тяжелых потерь, понесенных Западными союзниками зимой 1944–45 гг. в некоторых их штабах эти настроения постепенно стали смягчаться. Быстро менялось и представление о Дяде Джо[285]как о надежном союзнике в войне с нацистской Германией. Для Даллеса продвижение Красной Армии на запад означало явную и реальную угрозу[286]Европе и интересам Америки в будущем.

Теперь, когда союзные войска открыли швейцарскую границу с запада, поддерживать связь с внешним миром стало гораздо проще. У Даллеса появилась возможность ездить в Париж и Лондон на встречи со своим шефом, генералом Донованом, и другими представителями разведывательных ведомств. Одновременно ему стало гораздо проще поддерживать контакты с контрразведкой армии США, сотрудниками разведывательной службы G-2 в Штабе верховного командования союзных сил, 6-й и 12-й группами армий США и 7-й армией США по мере того, как все они продвигались по территории Германии. Зимой 1944–45 гг. Даллес заключил соглашение с главой Швейцарской секретной службы генералом Массоном, позволявшее установить в дипломатической миссии США в Берне защищенный от перехвата информации радиотелетайп для прямого общения с Лондоном, Парижем и Вашингтоном. С приближением поражения Германии в войне швейцарские власти стали гораздо более спокойно относиться к тайной деятельности Союзников.

Тем не менее, в феврале 1945 года обстановка на фронтах – и в Германии, и в Италии – оставалась достаточно сложной. Кампания в Рейнской области вылилась в затяжную битву на истощение, поскольку Союзники пробивались к Рейну, последнему естественному рубежу,[287]отделявшему их от Рура – промышленного сердца Германии. В Италии западные армии уперлись в Готскую линию, протянувшуюся вдоль Апеннинских гор поперек Апеннинского полуострова от берега до берега. На обоих фронтах их потери были удручающе крупными, в то время как немцы продолжали упорное сопротивление. Вся Итальянская кампания стала сплошной чередой яростных атак на немецкие оборонительные укрепления, цепи которых одна за другой располагались на господствующих высотах, и теперь у немецких войск появился шанс организованно отойти и укрыться в неприступных Альпах. В SHAEF возрастала обеспокоенность в связи с существованием в этом районе «Цитадели нации», где последние остатки нацистского правительства и его защитники могли создать последний оплот сопротивления, которое могло продолжаться месяцы и даже годы. Фельдмаршал Альберт Кессельринг, талантливый полководец и командующий группой армий «Юго-Запад», все еще располагал более чем миллионом солдат в Северной Италии и Альпах. Кроме того, Советский Союз теперь заявлял претензии на Австрию и Югославию. В последнем случае СССР завладел бы незамерзающими портами в теплом Адриатическом море, открывавшими прямой доступ в Средиземное море, – а это было настоящим кошмаром для всех западных стратегов.