Читать книгу - "Военные преступники Сталин и Берия. Победа вопреки палачам - Дмитрий Винтер"

Итак, резюмирует Авторханов, в решающий момент у Сталина не осталось рядом никого: ни «старой гвардии» (Молотова, Ворошилова и т. д.), которых он сам же первыми предназначил к уничтожению и отлучил от себя, ни верного Поскребышева, ни преданного Власика, ни личного врача Виноградова…[264]

Ну, натурально, по Кремлеву, заговорщики должны были обставить смерть Сталина как «естественную», поскольку иначе их, по Кремлеву, «смел бы гнев народа», включая гнев вооруженной части народа — армии (3. С. 223). И всегда эта уверенность, что народ — за сталинцев, и не только народ советский, но и, скажем, югославский. Вот запись из дневника Лаврентия Павловича еще от июня 1948 г.: «В Греции Тито нам уже портачит. Значит, снюхался с Лондоном. Его туда всегда тянуло… Но открыто он с англичанами шуры-муры водить не сможет, народ не даст (выделено мною. — Д. В.)» (3. С. 64). Непонятно, правда, почему югославский народ должен был поддерживать не Тито с его самоуправлением рабочих на заводах, а Сталина, превратившего советских рабочих в крепостных…

Впрочем, в отношении населения крупных городов слова о «гневе народа», возможно, и имеют под собой некоторые основания, но 60 % населения тогда еще жило в деревне (только в 1961-м или 1962 г. городское население СССР превзойдет сельское). А деревня по мертвому Сталину отнюдь не убивалась. Вспомним Солженицына: «Деревня — она вся, подавляюще вся была трезва, несравнимо трезвее города…» Да и в городах не все было так однозначно. Любого, кто имел неосторожность высказаться против Сталина, тут же настигал «праведный гнев» Органов, это несомненно. А вот случаев народной расправы с такими в анналах истории не зафиксировано. Сказанное, конечно, не означает ни того, что не было массовой поддержки Сталина (тоталитарный режим тем и отличается от обычной деспотии, что держится не только на страхе, но и на энтузиазме, внушаемом пропагандой и достаточно обширными социальными мерами в отношении весьма широких слоев населения; однако верно и то, что «массовая поддержка» и «поддержка большинства населения» — не синонимы), ни того, что смерть Сталина не надо было маскировать как «естественную».

Так или иначе, началось заметание следов. Арестовали и отправили в Воркуту (где он стал главврачом лагерной больницы) министра здравоохранения А. Ф. Третьякова, который возглавлял две комиссии — лечившую Сталина и доказывавшую, что лечение было правильным; еще один врач — профессор Русаков — «внезапно умер». Третьяков был реабилитирован лишь через несколько лет.[265]Разогнали и разослали прислугу и охрану, многие из которых прослужили по 10–15 лет.[266]Арестовали и сына Сталина Василия (28 апреля 1953 г.), который, как некоторые (тот же Авторханов) считают, мог стать знаменем контрпереворота.

Планы

Но вот «Вождя и Учителя» не стало, и встал вопрос о том, как жить дальше. Само собой, все приготовления к Третьей мировой войне уже с 14 марта 1953 г. прекратились, и началось «послевоенное время».[267]А кроме того?

В постановлении Пленума ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1953 г. говорится об обеспечении «успешного проведения в жизнь выработанной партией и правительством политики». Сталин не упоминается! Авторханов сравнивает это постановление с манифестом Александра I, который обещал править не «в духе незабвенного родителя нашего», как то было принято у российских императоров, но «по сердцу покойной государыни» (Екатерины II).[268]

В послесталинских дневниках Берия проскальзывают намеки на радикальные преобразования. И в самом деле, как констатировал Авторханов, после Сталина быть великим и править успешно мог только АнтиСталин. И Берия это понял.[269]Например, вот запись от 3 мая 1953 г.: «Русский народ у нас вроде главный, а на самом деле его положение хуже других… На Украине легче, сытнее. Кавказ рай…» Интересно, что это говорит грузин Берия русскому Маленкову. Кавказ в то время действительно был раем, насчет Украины не знаю, в Средней Азии жилось куда хуже, чем в России, просто там, как отмечено в том же дневнике, «развитие слабое, им пока много не надо», однако во многом Берия был прав. Согласимся, что данное высказывание актуально звучит и сейчас!

Ну, попутно Берия предложил перестать носить портреты «вождей» на демонстрациях: «Я говорю Георгию (тому же Маленкову. — Д. В.): «Ты один Маленков, зачем тебе еще сотня (портретов на демонстрации. — Д. В.)». Пожимает плечами» (3. С. 216). Отметим, что «послебериевское» руководство СССР до подобного неординарного шага додумалось только при Горбачеве (в 1987 или 1988 году, не помню точно).

А вот предложение Лаврентия Павловича о статусе Германии: «Сейчас в ФРГ все равно будут жить лучше (тут Берия, не в силах преодолеть номенклатурную «классовую ограниченность», добавляет: «потому что надо американцам. —Д. В.). Из восточной зоны немцы все равно будут бежать… А мы нажимаем со строительством социализма. А нам нужна единая демократическая Германия».

Золотые слова! И чуть выше: «Главное — всем войска вывести, чтобы Америку из Европы убрать». А вот это очень интересно! На тот момент, как мы видели, миру угрожал СССР. Но что, если уже тогда Берия, предвидя неизбежность краха последнего, уже тогда задумывался о том, как поведет себя Америка, оставшись единственной сверхдержавой? Если так, то Лаврентий Павлович смотрел очень далеко вперед!

Правда, с учетом всего, о чем говорилось выше, вызывают, мягко говоря, сомнения следующие строки: «И Коба так считал, не успел…»; зато под продолжением — «а теперь этим дуракам не докажешь» (3. С. 216–217) — я лично готов подписаться. Так и не доказали ничего «этим дуракам» до самого 1989 года, когда немцы наконец взяли вопрос объединения в свои руки, воспользовавшись тем, что СССР проигрывал «холодную войну».

Так или иначе, есть серьезные основания думать, что позиция Берия по Германии — один из факторов, стоивших ему жизни. По крайней мере, в официальных обвинениях против него фигурировало и намерение «отдать Восточную Германию империалистам».

Однако Берия сразу же получил меньше власти, чем рассчитывал. В дневниковой записи от 13 марта он сообщает: «Все получается не так… Георгий получил Совмин (а Берия стал первым его заместителем), Мыкыта — ЦК. Вместо укрепления Николая (Н. А. Булганина, в марте 1953 г. сменившего А. М. Василевского на должности министра обороны. — Д. В.) в военное министерство вернулся Жуков (на должность первого зама министра обороны. — Д. В.) (3. С. 210).