Читать книгу - "Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке - Мария Филимонова"

Почти все конституции, определяя цель создания правительства, в той же статье обосновывали право на сопротивление угнетению, на перезаключение общественного договора. Создатели декларации прав Мэриленда сочли необходимым включить в документ полемику с лоялистами и европейскими идеологами абсолютизма: «Учение о непротивлении произволу власти и угнетению абсурдное, рабское и разрушительное для блага и счастья человечества» (ст. IV). Декларация прав Виргинии, изложив требования к наилучшему правлению, продолжала: «Всякий раз, когда какое-либо правительство будет признано неадекватным или противоречащим этим целям, большинство населения имеет неоспоримое, неотчуждаемое и неосуществимое право реформировать, изменять или упразднять его таким образом, который будет сочтен наиболее благоприятным для общественного благосостояния» (ст. III). Сходные обороты включили в свои декларации прав Пенсильвания (ст. VII), Вермонт (ст. VI), Массачусетс (ст. VII). Соответствующая концепция тесно связана с предреволюционными представлениями о сопротивлении угнетению. Как было показано в главе 3, в этом вопросе американские виги чаще всего апеллировали к Локку.

Общепросвещенческим теориям права соответствовало значение, которое во время Американской революции придавалось естественным правам человека. Исследователь Ф. Б. Райт справедливо подчеркивает, что концепция естественных прав составляла часть системы убеждений даже тех политиков, которые не выражали ее достаточно четко^[608]. Защита прав человека составляла одну из идеальных целей Американской революции, какой ее видели ее деятели и современники. И напротив, своих врагов виги трактовали как врагов естественных прав человечества^[609].

Однако насколько естественная свобода совместима с существованием государства? На этот счет у вигов не было единого мнения. Крайнюю позицию обозначил Гувернер Моррис, полагавший, что пользоваться естественными правами может лишь человек, живущий не просто вне государства, но в полном одиночестве^[610]. Совершенно иной, оптимистический взгляд представлял Александр Гамильтон: «Естественная свобода есть дар благосклонного Творца всему человеческому роду, и… гражданская свобода основана на этом и не может быть отнята у какого-либо народа без очевидного попрания справедливости. Гражданская свобода есть лишь естественная свобода, видоизмененная и гарантированная санкциями гражданского общества. По своей природе она не является вещью хрупкой, зависимой от человеческой воли и каприза»^[611].

Теоретические построения, подобные гамильтоновским, сталкивались с некоторым противоречием. Ведь государство самим фактом своего существования, наличием законодательства и пенитенциарной системы уже ограничивало естественную свободу. Из затруднения выходили следующим образом: допускалось отчуждение естественных прав народа (предположительно неотчуждаемых) по воле самого народа. Естественную свободу нельзя было отнять, но можно было уступить. В качестве примера можно привести следующую фразу из джефферсоновского «Общего обзора прав Британской Америки», написанного в июле 1774 г.: «Другой несправедливостью было покушение на право свободной торговли со всеми странами света, находившееся в руках американских колонистов, — естественное право, которого не отнимал и не ограничивал никакой из их законов»^[612]. Здесь Джефферсон явно подразумевал, что естественное право можно отнять или ограничить на законном основании, — абсурд, с точки зрения европейской естественно-правовой теории. Первый континентальный конгресс в своем «Билле о правах» также счел нужным оговорить, что колонисты никогда и никому не уступали право распоряжаться их естественными свободами^[613].

Но совершенно иначе трактовала вопрос виргинская декларация прав, категорично провозглашавшая в первой же статье, «что все люди по своей природе одинаково свободны и независимы и обладают определенными неотъемлемыми правами, которых они, вступая в состояние общества, никаким договором не могут лишить свое потомство, а именно: пользоваться жизнью и свободой, приобретать собственность и обладать ею, а также стремиться к счастью и безопасности и добиваться их» (ст. I). Заявления о существовании «неотъемлемых и неотчуждаемых» прав человека были включены в декларации прав Пенсильвании (ст. I), Вермонта (ст. I), Массачусетса (ст. I).

В основе понимания естественных прав лежала локковская триада: жизнь, свобода и собственность, но с определенными вариациями, связанными с развитием концепции в США. Как известно, составляя Декларацию независимости, Джефферсон видоизменил локковскую формулу, вписав в нее вместо права на собственность право на стремление к счастью. Для Джефферсона замена носила принципиальный характер. Как подчеркивал Н. Н. Болховитинов, Джефферсон относил право собственности к категории политических прав, возникающих только с появлением государства^[614]. Декларации прав штатов, напротив, строились на возможности совместить локковские и джефферсоновские тезисы, объединяя их. Так, пенсильванская декларация прав перечисляла в числе естественных прав человека «сохранение и защиту жизни и свободы, приобретение, владение и защиту собственности, стремление к счастью и безопасности» (ст. I). При этом в ст. VII той же декларации локковская триада воспроизведена без изменений.

В любом случае, экономика явственно доминировала над просвещенческим теоретизированием о неотчуждаемости естественной свободы. В большинстве случаев соответствующие клаузулы конституций не подразумевали автоматической ликвидации плантационного рабства и кабальной службы сервентов. Армейский хирург Дж. Тэчер рассуждал в своем дневнике: «Работа на плантациях Виргинии целиком выполняется представителями человеческой расы, которые были жестоко вырваны из своей родной страны и обречены на вечное рабство, в то время как их хозяева мужественно борются за свободу и естественные права человека. Такова противоречивость человеческой природы. Если Провидение предопределит, что американцы будут освобождены от рабства, то в благодарность мы будем молиться, чтобы африканскому рабу было позволено разделить блага свободы»^[615]. Г. Моррис при составлении конституции Нью-Йорка (1777) безуспешно пытался добиться включения в нее клаузулы о постепенной отмене рабства^[616]. Более типична для северных вигов позиция Дж. Адамса, который осуждал рабство, считая, что оно развращает равно рабов и господ. Но в то же время он был твердо убежден в превосходстве белой расы над черной и предостерегал против радикального аболиционизма: «Уничтожение рабства должно быть постепенным и осуществляться с большой осторожностью и осмотрительностью. Радикальные меры приведут к большим нарушениям справедливости и гуманности, чем продолжение этой практики»^[617].