Читать книгу - "Куприн. Возмутитель спокойствия - Виктория Миленко"

Очень близко к нашему герою подобрался и Александр Иванович Котылев, тезка и редкий нахал. Он зарабатывал литературным маклерством: брал у писателей рукописи, пристраивал их, получая за это проценты. Славился Котылев и редким умением выбивать (иногда в прямом смысле) авансы из издателей.

В этой компании Куприн шумно отмечал радостное событие: 21 апреля 1908 года у него родилась вторая дочь, которую назвали Аксиньей (Оксаной, Ксенией). Ее имя, правда, на французский манер — Кисá Куприн — через 20 лет прогремит в европейском кинематографе. У этой девочки будет более счастливая судьба, чем у Лиды Куприной, которую отец все еще пытался как-то отобрать у Марии Карловны.

«Лиза Гейнрих мало того, что отбила у Муси мужа, хлопочет еще и о том, чтобы отбить у нее ребенка», — рассказывал Мамин-Сибиряк матери в том же апреле 1908 года. И дальше сообщал:

«А наша Лиза... недавно произвела на свет девочку. Бедный ни в чем не повинный ребенок.

Сам же Куприн безнадежно погибший человек... запойный... и пока его спасает только богатырское здоровье... Но все это до поры — до времени...»^[221]

Маминых не разжалобило рождение Ксении. Счастливая мать послала им фотографию младенца, но скоро получила ее обратно. Не лучше повела себя и Любовь Алексеевна Куприна. Приехав погостить в Гатчину, она всем своим видом выказывала неодобрение, к внучке почти не прикасалась. Потом все-таки взяла на руки. Обрадованная Елизавета Морицовна хотела сделать фотографию, но Любовь Алексеевна спешно положила ребенка обратно... Никем не одобряемый младенец, которого нельзя было даже крестить! Родители не венчаны, и сделать это невозможно, пока не получен развод.

В эти же дни закончилось слушание дела, возбужденного против Куприна адмиралом Чухниным, уже покойным. Писателю, за давностью лет, был вынесен смехотворный приговор: штраф 50 рублей с заменой арестом на 10 дней в случае несостоятельности. Вот она, цена потерянной Балаклавы!

Исполнение приговора, однако же, затянулось. Куприна не могли найти. Сначала он был в Ессентуках, где лечился от ишиаса, потом уехал в Даниловское, где закончил первую часть «Ямы». В мельчайших деталях, с запахами, звуками, слухами, писатель изобразил один день из жизни «двухрублевого заведения Анны Марковны» в неназванном большом южном городе, на Большой Ямской улице. Обитательницы заведения едят, пьют, развратничают, рыдают, дерутся, и все это сопровождается рассуждениями автобиографического героя с философской фамилией Платонов. О том, что весь ужас существования домов терпимости в том, что нет никакого ужаса, все к этим домам привыкли; что «наши русские художники слова — самые совестливые и самые искренние во всем мире художники — почему-то до сих пор обходили проституцию и публичный дом». Под воздействием этих обличительных речей один из героев повести, студент Лихонин, решается спасти падшую душу: забирает из публичного дома проститутку Любу. На этом первая часть обрывается.

Александр Иванович продал рукопись «Московскому книгоиздательству» (которое выпускало альманах «Земля»), получил гонорар, собрал вещи и... окончательно исчез из Петербурга.