Читать книгу - "Александр Невский. Национальный герой или предатель? - Наталья Пронина"

Приготовления не были напрасными. Уже 7 июня 1238 г. в Стенби (где находилась резиденция датского короля Вальдемара II) между Тевтонским орденом и Данией был заключен договор о совместном нападении на Новгород[297]. (Так, словно стервятники, заторопились европейские крестоносцы воспользоваться ослаблением Руси от азиатского нашествия.) В Прибалтику отправился специальный эмиссар Ватикана —апостольский легат Вильгельм Моденский —с целью возможно более слаженной и четкой координации этого нового Крестового похода против «неверных». Немецкие и датские рыцари готовились нанести удар с суши, со стороны своих ливонских владений. Шведов же папа римский Григорий IX благословил нанести удар Руси с моря, через Финский залив.

Но была у «апостольского» агента Вильгельма Моденского и еще одна задача, о которой нужно упомянуть отдельно, ибо, увы, она не утратила своей актуальности даже теперь, почти целое тысячелетие спустя. Как пишет, опираясь на подлинные исторические документы, исследователь Б. Я. Рамм, наряду с созданием внешней широкой антирусской коалиции, посол Святейшего престола предпринимал также активнейшие действия к тому, чтобы найти поддержку внутри самой Руси, а конкретно —в приграничном Пскове и Новгороде. И дальнейшие события показали, что эти усилия, к сожалению, не остались безрезультатными. «Еще в 1228 г., сообщает летопись, во Пскове нашлись бояре-изменники, которые заключили союз с немцами. Позднее им удалось привлечь на свою сторону самого (псковского) посадника Твердилу Ивановича. А спустя еще несколько лет и в Новгороде нашлась кучка бояр во главе с бывшим тысяцким Борисом Негочевичем («Борисова чадь», как их именует летописец), которые пытались в 1232 г. произвести в Новгороде и Пскове переворот, а когда это им не удалось, сбежали к немцам и сомкнулись с крестоносными захватчиками. Подобные изменники, очевидно, подкупленные агентами Вильгельма Моденского, объявились и в последующие годы»[298].

Итак, к весне 1240 г. у организаторов немецко-датскошведской католической агрессии против Руси уже все было готово[299]. Интервенцию предполагалось начать одновременно с двух сторон: с северо-запада —силами Тевтонского ордена, а с севера —шведскими рыцарями под предводительством архиепископа Томаса, ярлов Ульфа Фаси и Биргера[300]. В шведские войска привлечены были также представители покоренных финских племен сумь и емь, и еще мурмане, т. е. норвежцы. Однако… Однако в самый последний момент тевтонские рыцари опоздали, а шведы, пройдя по Неве до устья реки Ижоры, не сумели использовать преимуществ внезапного нападения. Более того, по свидетельству летописца, командующий шведскими войсками королевский зять Биргер, зная, что помощи новгородскому князю Александру ждать неоткуда, даже отправил в Новгород кичливый вызов со словами: «Аще можещи противитися мне, то се есмь уже зде, пленяя твою землю…»[301]

Далее события развивались следующим образом: шведские корабли, вошедшие в устье Невы тихим июльским рассветом 1240 г., сразу засекли сторожевые дозоры, заблаговременно выставленные там, «при крае моря», по приказу Александра Ярославича, и тревожная весть о вторжении немедля ушла в Новгород. Как свидетельствует летописец, молодой князь «не мешкая нимало», сию минуту объявил сбор дружины. Он ничего не стал сообщать во Владимир[302]. Не стал ждать он и сбора общего новгородского ополчения, на что было бы потеряно несколько дней. Как талантливый полководец, он наверняка понял: промедление —смерти подобно. И, как ранее отец, Ярослав Всеволодович, тоже постарался упредить врага. «Братья! — лишь сказал князь дружине перед выступлением. — Не в силе Бог, а в правде! Вспомним слова псалмопевца: сии же во оружии, и сии на конех, мы же во имя Господа Бога нашего… Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог!»[303]

Форсированным маршем князь Александр бросился к Неве, преодолев за день более 150 км, и успел застать шведов на привале близ устья реки Ижоры. Причем, отмечает историк, «в том, что успели конные отряды, не было ничего удивительного: это расстояние русские всадники, если ехали «вборзе», «о-дву-конь», обычно преодолевали за 12–14 часов. Но к месту сражения успели и пешцы (пешие ратники)! Значит, возможно, часть пути они проплыли на ладьях (по Волхову)…»[304]В дороге к ним присоединились ладожане[305].