Читать книгу - "Чахотка. Другая история немецкого общества - Ульрике Мозер"

«Чахоточная новелла» Артура Шницлера «Умирание»

В XVIII и XIX веках смерть была красива, по крайней мере в «высокой литературе». Эстетические и литературные нормы не допускали, чтобы финал жизни представлялся уродливым и пугающим^[617]. Если герой и умирал при ужасных обстоятельствах, то это была смерть злодея или преступника, заслужившего такой чудовищный конец, его смерть была поэтическим восстановлением справедливости — и тем прекраснее и возвышеннее была гибель положительного героя.

В драме Фридриха Шиллера «Коварство и любовь» Луиза, решившаяся добровольно умереть, утешает отца: «Не бойтесь, отец! Одни лишь великие грешники могут обзывать смерть скелетом, — это прелестный, очаровательный розовощекий мальчик, вроде того, каким изображают бога любви, только он не такой коварный, — нет, это тихий ангел: он помогает истомленной страннице-душе перейти через ров времени, отмыкает ей волшебные чертоги вечной красоты, приветливо кивает ей головою и — исчезает»^[618],[619]. Можно ли представить себе смерть милее? Поэтическая красота и разум лишают смерть ее страшного облика.

Все начало меняться на рубеже XIX–XX веков. «С началом модернизма в литературе, — пишет литературовед Томанс Анц, — традиция и литературная норма изображения „прекрасной смерти“ всё чаще провокационно нарушаются»^[620]. Модернизм, этот эпохальный перелом, создал новую эстетику безобразной смерти, противопоставленной не только классицистическому и идеалистическому представлению, но и декадансу и движению fin de siècle с их пристрастием к болезненной элегантности смерти и распада. Модернизм представил смерть и болезнь в их неприкрытом безобразии — отвратительными, отталкивающими, тошнотворными процессами телесного распада и умирания. Это была уже не мягкая тихая смерть, примиряющая и избавляющая, это смерть отвратительная, негуманная и бессмысленная.

Гуго фон Гофмансталь в своей «Сказке 672‐й ночи» (1895) противопоставляет смерть прекрасную — ужасной. Богатый и красивый купеческий сын тяготится отношениями с людьми, покидает общество и удаляется в свой прекрасный, мир иллюзий. Он здоров, но постоянно думает о смерти. Он мечтает о волшебном, сказочном финале своей жизни, который представляет себе в виде роскошной церемонии, но в действительности умирает в одиночестве, ненавидя себя и свою жизнь, с искаженным уродливым лицом, терзаемый страхом. «…Его вырвало сперва желчью, потом кровью, и он умер с искаженным лицом, закусив губы так, что обнажились зубы и десны, и выражение его стало чужим и злобным»^[621],[622]. Новелла Гофмансталя, вопреки заглавию, вовсе не сказка: это кошмарный сон.

Экспрессионист Готфрид Бенн в стихотворном цикле «Морг» (1912), одном из самых провокативных «манифестов» модернизма, представил настолько же отталкивающие нигилистические образы смерти: крысиное семейство в брюшной полости утонувшей девушки, маленькая синяя астра между стиснутыми зубами возчика пива, упившегося до смерти. Стихотворение «Ведет ее сквозь раковый барак» выворачивают наизнанку мотивы любви, красоты и смерти. Женская плоть — чрево и грудь — истерзаны раком, разлагаются и воняют. Теперь о любви и смерти говорят именно так, прежняя эстетика больше не действительна.

О любви и смерти повествует «чахоточная» новелла Артура Шницлера «Умирание», написанная в феврале — июле 1892 года, за 30 лет до «Волшебной горы» Томаса Манна^[623], в эпоху «терапевтического нигилизма», когда медики объявили о своей несостоятельности в борьбе против чахотки. После открытия Роберта Коха чахотку стало легко диагностировать, но лечить ее по-прежнему не умели.

Писатель и врач Шницлер написал «Умирание» незадолго до того, как уволился из венской поликлиники и открыл собственную практику, однако публикация последовала не сразу. Два года автор искал издателя. Франкфуртская газета Frankfurter Zeitung, куда Шницлер послал рукопись, в ответном письме похвалила автора и оценила его литературное дарование, но отказалась «печатать столь печальную историю»^[624]. Спустя почти год, 7 марта 1894 года, издатель Самуэль Фишер нашел новеллу «исключительной», однако опасался, что «жестокий сюжет» не найдет своих читателей»^[625]. Текст новеллы основан на личном опыте автора. Вероятнее всего, Артур Шницлер заразился туберкулезом в 1886 году, работая врачом в венской общественной поликлинике; поиски лечения в итоге привели его в Южный Тироль, в Мерано.