Читать книгу - "Крах плана Шлиффена. 1914 г. - Максим Оськин"

Гарнизон Летценского укрепленного района (прежде всего, форт-застава Бойен), возглавляемого полковником Буссе, насчитывал всего-навсего 4,5 батальона ландштурма и 1 эскадрон, а также 8 крепостных батарей (50 орудий). Усилившая гарнизон в начале войны 6-я ландверная бригада (6 батальонов и 3 эскадрона при 12 орудиях) была выведена Э. Людендорфом в поле для предстоящей операции против 2-й русской армии. А ведь один только 2-й армейский корпус имел в своих рядах 32 батальона – семикратное превосходство в живой силе. Но вместо решительного кровопролитного штурма, предпринятого сразу же по сосредоточении, русское командование производит блокаду. Тем самым русская сторона не только обрекла целый армейский корпус на бездействие, но и разъединила взаимодействие армий, в чем заключался ключ к успеху операции. Почуяв неладное, Ренненкампф к 14-му числу самовольно перебросит 2-й корпус к себе, на западную сторону Летцена, чтобы штурмовать неприятельский укрепленный район с более доступной местности, но будет уже слишком поздно.

Теперь, после постгумбинненских распоряжений главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, 2-я армия освобождалась для маневра, но зато 1-я армия окончательно лишилась этой самой свободы маневрирования: вспомним, что 1-я армия имела в своем составе всего лишь три армейских корпуса (без 2-го корпуса). Если же исходить из данных высших штабов, то выходило, что эти три корпуса должны были действовать против гарнизонов Летцена (не менее бригады: русские не знали, что 6-я ландверная бригада, составлявшая костяк гарнизона, была выведена Людендорфом для удара по 2-й русской армии), а также Кенигсберга (два армейских корпуса плюс гарнизон).

Выходило, что в численном отношении 1-я армия даже не превосходила численность войск противника, сосредоточенных в крепостях. Другое дело, что русские ошибались, но ведь даже и тогда 1-я армия могла взять решительным штурмом разве только Летцен: два корпуса с западной стороны и перебрасываемый с восточной стороны Мазурских озер 2-й армейский корпус из состава 2-й армии. Ведь передача Летцена в полосу ответственности 1-й армии означала, что в 1-ю армию будет передан один армейский корпус из 2-й армии как раз для штурма линии Летценских укреплений.

В итоге 70 % группировки 1-й армии блокировало неприятельские крепости, а еще 30 % – прикрывало тылы блокирующих войск. Эволюция 1-й армии в фактически Блокадный корпус стала реальным фактом. Советская редакция в предисловии к сборнику документов справедливо отметила: «В конечном счете, русское фронтовое командование и командование 1-й русской армии отвлекли половину войск 1-й армии на Кенигсберг для обложения этой крепости. А другую половину армии остановили до тех пор, пока не будет закончено это обложение, предоставив 2-ю армию самой себе в предстоящей ей борьбе против 8-й германской армии западнее Мазурских озер»^[130].

Именно это обстоятельство – остановка войск 1-й армии перед германскими крепостными районами – позволило германскому командованию предпринять операцию против 2-й русской армии в качестве двойного охвата. Если в первом варианте немцы предполагали опрокинуть русское наступление только ударом в левый русский фланг со стороны Сольдау, то после выяснения движения 1-й русской армии к Кенигсбергу – скоординированными ударами в оба фланга 2-й русской армии. В первом случае это означало частное, хотя и тяжелое, поражение 2-й русской армии, во втором – разгром, равный катастрофе.

Подразделения 1-го армейского корпуса (Г. фон Франсуа) должны были наступать на левый фланг русских, со стороны Сольдау; войска 17-го армейского (А. фон Макензен) и 1-го резервного (О. фон Белов) корпусов – на правый фланг русских, со стороны Бишофсбурга. Успевала ли 1-я армия при таком движении и принятой группировке помочь 2-й армии? Ген. Ю.Н. Данилов задним числом считает: «Простой расчет времени и расстояний показывает, что если бы генерал Ренненкампф, прикрывшись конницей и даже двумя полевыми корпусами к стороне Кенигсберга – с остальными двумя корпусами своей армии двинулся вдоль железной дороги Инстербург – Гердауен – Бишофсбург, и, не теряя времени, продвинулся бы в течение минувших 6 дней только на 100 километров вперед, что не представляло чего-либо невозможного, то он, несомненно, ударил бы по тылам передвигавшихся на юг 17-го и 1-го резервного германских корпусов…»^[131]

Представляется, что генерал Данилов неправ. Во-первых, он отсчитывает 6 дней от Гумбинненского сражения, а не от фактического начала движения 1-й армии на запад после одержанной победы: о трудностях тылового обеспечения 1-й армии мы уже говорили. Во-вторых, 9-го числа 2-й армейский корпус С.М. Шейдемана находился еще в Лыке, а потому никоим образом нельзя считать, что командарм-1 уже имел в своем распоряжении 4 армейских корпуса. В-третьих, Шейдеман получил четкое указание со стороны штаба фронта о подготовке штурма крепости Бойен с восточной стороны: то есть Ренненкампф не мог притянуть к главным силам своей армии 2-й корпус. Это будет сделано без санкции штаба фронта позже, чем того требовали темпы операции.

Будь в 1-й армии предполагавшийся по мобилизационному расписанию Гвардейский корпус, тогда Ренненкампф вполне мог бы и двинуться вслед за отходящей 8-й германской армией силами одного пехотного корпуса и всей кавалерией. Одновременно при этом – блокировались и оба германских крепостных района. А одной только лишь конницы для преследования было явно недостаточно: помимо плохого руководства на русской стороне, немецкий ландвер, прикрывавший отход главных сил к Алленштейну, оборонялся на естественных рубежах, будучи усилен крепостной артиллерией. Прорвать такую оборону в лоб кавалерия не могла, а для маневра не хватало пространства.

Впрочем, Хан Нахичеванский не сделал даже и того, что мог: не пытаясь прорвать неприятельские укрепленные рубежи или броситься вслед за отходящим на юго-запад противником, русская конница вяло движется на запад, тщательно обходя узлы немецкой обороны. Пока же 11 августа 1-я армия начинает свое движение на Кенигсберг по обоим берегам реки Прегель, тем самым еще более отдаляясь от 2-й армии. Как то и полагали в штабах Ставки и Северо-Западного фронта, борьба с противником всецело возлагалась на плечи войск 2-й армии А.В. Самсонова.

Ясно одно: командованию 1-й армии, как и командованию фронта, было удобно считать, что основная масса германской группировки отступает к Кенигсбергу. Недаром в середине августа по Петрограду уже ходили слухи, что Кенигсберг взят русскими «с ходу», мгновенной атакой^[132]. Удобно потому, что такой вывод позволял относительно без особых проблем запереть противника в крепости, а также вследствие инертности мышления русского генералитета. Это и стало причиной того, что многочисленная русская кавалерия пошла не по пятам за отступавшими германскими корпусами в направлении на Алленштейн, а к Кенигсбергу. В. Рогвольд пишет: «Все же основной причиной неудачного преследования была потеря двух суток после Гумбинненского сражения, нагнать которые нельзя было. Второй причиной была предвзятая мысль, что немцы стоят у Инстербург, а потом, что они отходят к крепости Кенигсберг. Начав [же] преследовать, мало ценили время, действовали неумело, в чем сказалась недостаточная подготовка мирного времени»^[133].