Читать книгу - "Гражданская война в США. 1861-1865 - Кирилл Маль"

Взяв «гнездо» в плотное кольцо, конфедераты решили выкурить «шершней» артиллерийским огнем. 62 орудия с тщательно выбранных батарейных позиций открыли по дивизии Прентиса кинжальный огонь, который, как писал один солдат-северянин, напоминал «могучий ураган, сметающий все на своем пути». Ломая кусты и деревья, неприятельские снаряды смертоносным дождем посыпались на головы жалкой горстки храбрецов, дерзко бросивших вызов всей армии повстанцев, и позиции дивизии в два счета превратились в филиал преисподней. Потери были ужасными, и Прентис, осознав бесполезность дальнейшего сопротивления и пожалев своих солдат, приказал выбросить белый флаг. Огонь тут же прекратился, и южане дали возможность отважному противнику выйти и сложить оружие. К их удивлению, защитников «гнезда шершней» оказалось совсем немного — всего полторы тысячи человек.

Когда Прентис и его дивизия сдались, было уже 5.30 вечера. Солнце постепенно клонилось к закату, но у Борегара было достаточно времени, чтобы довершить начатое до наступление темноты. Он приказал перераспределить командование слившейся воедино армии и организовать ее для последнего натиска. Полк возглавил левое крыло, Харди взял центр, а Брэггу достался правый фланг, однако сумятица и неразбериха от этих перестановок ничуть не уменьшились. Прибывший на подчиненный ему правый фланг Брэгг нашел там трех генералов, действовавших на свой страх и риск и дававших противоречивые указания. Все же он сумел отыскать среди толпившихся частей две своих бригады — Чалмера и Джексона, и бросить их на штурм федеральных позиций.

Северяне тем временем успели восстановить свою оборонительную линию на левом крыле и хорошо ее укрепили. Стоявшие здесь войска расположились за глубоким оврагом, а с юга их прикрывала река Теннесси, где бросили якорь две [203] канонерские лодки северян. Полковник Уэббстер, офицер штаба генерала Гранта, усилил эту позицию, приказав сконцентрировать за оврагом 50 орудий. Многие из них были найдены брошенными на поле, но Уэббстер подыскал для них еще и прислугу. Одним словом, левый фланг федералов был почти неприступен.

Но сила позиций федералов не смутила южан. Бригады Чалмера и Джексона, которые успели перевести дух, бросились в атаку столь яростно, что северяне поначалу даже опешили. Миссисипцы, теннессийцы и алабамцы шли вперед как одержимые, не обращая внимания на огонь полевых орудий с фронта и на разрывы тяжелых снарядов главного калибра, которыми потчевали их орудия канонерок. Неся страшные потери, они пересекли овраг, и федералы, не выдержав натиска, стали в панике подаваться назад.

Казалось, еще немного, и южане захватят пристань, а тогда судьба армии Гранта будет решена. Но вдруг несколько убийственных винтовочных залпов почти в упор заставили конфедератов остановиться, а затем в беспорядке откатиться. То была бригада Эммена, головная бригада дивизии Нельсона, недавно высадившаяся на берег у Питтсбург-Лендинга и немедленно направленная на левый фланг. Ее прибытие оказалось своевременным, и левое крыло, а заодно и вся Теннессийская армия были спасены от разгрома.

Отбросив Чалмера и Джексона, Эммен расположился за оврагом, готовый отразить новое нападение, но конфедераты больше не атаковали. Борегар, рассудив, что Гранта можно будет дожать и на следующий день, решил дать своим измотанным войскам отдых. «Генерал Грант был там, где я хотел его видеть, — писал он, — и утром я мог его добить». Впоследствии Борегар подвергся резкой критике за свое решение прервать бой вечером 6 апреля, когда до заката еще оставалось время, однако, со своей точки зрения, он был, безусловно, прав.

Его молодые войска сражались с самого утра и были уже здорово измотаны. К тому же они сильно проголодались: многие из них так и не успели позавтракать. Бой, который они вели, был особенно трудным для новобранцев, и не следовало злоупотреблять стойкостью и выносливостью этих [204] неопытных солдат. Борегар — один из организаторов победы при Бул-Ране — конечно, помнил печальный опыт армии Мак-Дауэла и не мог его не учитывать.

Северяне, со своей стороны, также были рады долгожданному затишью. Натиск южан произвел на них глубокое впечатление, и, хотя им удалось выстоять, сделать это было совсем непросто. Как писал один солдат-южанин, «эти янки были побиты, здорово побиты, и по всем правилам они должны были отступить. Но они не отступили».

Не отступившие янки, однако, не меньше, чем их оппоненты, нуждались в отдыхе. Едва пальба прекратилась, как они растянулись прямо на земле в надежде поймать хоть несколько часов сна. Но заснуть в ту ночь удалось немногим. Ни северная, ни южная армии еще не имели в то время организованной санитарной службы. Собирать раненых было некому. Рассеянные по всему полю, они наполняли воздух стонами и жалобными причитаниями, звучавшими для утомленных битвой людей невыносимее артиллерийской канонады. «Некоторые просили воды, другие призывали на помощь, — вспоминал солдат-северянин. — Я слышал, как эти несчастные парни умоляли дать им напиться… Господь услышал их, небеса разверзлись, и пошел дождь».

Но хотя дождь и принес облегчение раненым, для уцелевших он стал дополнительной пыткой. Канонерки, которые по приказу Гранта каждые 15 минут палили из своих орудий, чтобы мятежники не расслаблялись в захваченном ими лагере, также не помогали тем, кто пытался заснуть. Никакого вреда они, конечно, причинить не могли, но свист огромных морских снарядов и грохот разрывов нельзя было назвать убаюкивающей музыкой, так что хорошо спалось в ту ночь разве что мертвецам.

Грант до утра тоже не сомкнул глаз. Все еще мучаясь от боли в поврежденной ноге, он решил было заночевать под раскидистым деревом, но холодные струи дождя вскоре выгнали его оттуда, и он поковылял в бревенчатую хижину, стоявшую у пароходной пристани. Но и там утомленный генерал не смог найти убежища.

«Она (хижина) была занята под госпиталь, — вспоминал Грант, — и всю ночь туда вносили раненых, бинтовали раны, [205] в случае необходимости ампутировали руки или ноги, короче, делали все, чтобы спасти жизнь или облегчить страдания. Это зрелище было таким невыносимым, что если бы идти навстречу вражескому огню, и я вернулся к своему дереву, под дождь».

Там к Гранту присоединился его друг — Уильям Шерман, еще более усталый и вымотанный. В тот день ему пришлось как следует поработать, и жизнь его не раз подвергалась опасности. Шерман был ранен в бою дважды — в руку и плечо. Одна пуля пробила его шляпу. Под Шерманом было убито, несколько лошадей. Сейчас он ни в чем так не нуждался, как в отдыхе. «Ну, Грант, — сказал Шерман, соскакивая о лошади, — поганый у нас выдался сегодня денек». «Да, — ответил Грант, — врежем им завтра как следует».

У Гранта были все основания для подобного оптимизма. В 7 вечера к его армии присоединилась, наконец, «заблудшая овца» — дивизия Л. Уоллеса, что сразу увеличило шансы на успех. На подходе были и другие подкрепления. В районе часа ночи с реки послышался стук пароходных колес, а затем раздались звуки труб военного оркестра, игравшего почему-то «Диксиленд» — гимн Конфедерации. То были передовые части армии Бьюэлла, спешившие на помощь своим «теннессийским братьям». Усталые солдаты Гранта стряхнули с себя сонливость и приветствовали долгожданную подмогу громким «ура».