Читать книгу - "В министерстве двора. Воспоминания - Василий Кривенко"

Но в Главной квартире великого князя Николая Николаевича, недолюбливавшего Воронцова, постарались затереть его; нашли неудобным столь быстрое выдвижение генерала, не командовавшего еще дивизией, и передали командование корпусом генералу Гурко. В этой перетасовке, помимо вполне понятного стремления вручить гвардию в опытные руки человека, успевшего уже отличиться в первый период кампании, сказалось, несомненно, и скептическое отношение Главной квартиры главнокомандующего к «партии наследника»^[127]; да и сам Александр II не прочь был дать от поры до времени щелчок один-другой по приближенным к цесаревичу. Николай Николаевич старший в вопросах кавалерийского дела резко расходился с Воронцовым. Первый стоял за прянично-картинную, но слабую ногами и легкими растопчинско-чесменскую породу лошадей, второй же проявлял себя убежденным, настойчивым поборником английской кровной лошади, как единственно способной улучшить наш слабевший, ухудшавшийся с каждым годом ремонтный контингент. Выступления Воронцова в этом смысле не ограничивались устными докладами и официальными докладами, он выступал и в печати («Страна» Леонида Полонского).

Какие бы ни были соображения, которыми руководилась Главная квартира, но в результате получилось, что граф Илларион Иванович был отстранен от командования, не успев проявить свою деятельность. Он пережил горькое разочарование, вернулся в Рущукский отряд, где опасно заболел и должен был оставить армию.

Таким образом, ему не довелось в широком масштабе приложить свой боевой опыт, вынесенный с Кавказа и Туркестана.

После русско-турецкой войны гр. Илларион Иванович был назначен начальником 2-й гвардейской пехотной дивизии. Хотя эта должность и мало ему улыбалась, как истинному кавалеристу, но, тем не менее, он не променял ее на почетный пост генерал-губернатора Туркестана, который ему вскоре предложили. Находились такие старатели, которые думали одним выстрелом убить двух зайцев: заместить больного Кауфмана туркестанским же боевым деятелем и в то же время сплавить Воронцова подальше от Петербурга и наследника.

Воронцов, приняв в командование пехотную дивизию, добросовестно отнесся к своим обязанностям, он старательно штудировал вместе со мной Пехотный устав, готовился, как к экзамену, к инспекторским смотрам, которые обязан был производить. Начальником штаба у него за все время командования состоял полковник А. Ф. Бальц, скромный, старательный, точный офицер, которого полковое офицерство назвало «доктором Бальцем». Как исполнительного, честного, склонного к нестроевой деятельности служаку, Ванновский впоследствии выдернул [его] из специальной сферы Генерального штаба и пересадил в интендантство для оздоровления этого учреждения. Та же операция, прививка культурных соков, произведена была с генералами Газенкампфом, Ростковским и Бухгольцом.

Со вступлением на престол Александра III Воронцов был назначен главноуправляющим государственным коннозаводством и главным начальником охраны его величества. На посту министра двора оставался еще гр. Адлерберг 2-й, но ясно было, что это лишь временно, и вскоре его место должен занять граф Илларион Иванович.

Для продолжения моих секретарских обязанностей пришлось мне поселиться в Гатчине, куда вместе со двором переехал Воронцов. В это же время шли экзамены в Академии^[128]. Мне приходилось разрываться на два фронта. Поселился я в дешевеньком номерке гатчинской «Старо-Веревкшской» гостиницы на Петербургской улице, откуда и ходил во дворец к Воронцову, занимавшему маленькое помещение в арсенальном каре.

Дворец выглядывал укрепленным замком, повсюду виднелись часовые, дворцовые городовые, казачьи разъезды. На place d’honneur^[129] гордо стоял на часах бронзовый Павел І. В начале пятидесятых годов, при открытии этого памятника, Александр III, тогда еще маленький мальчик, стоял в форме павловского солдата почетным часовым. Думал ли он в то время, что ему придется впоследствии царствовать и резиденцией своей избрать именно этот заброшенный многие годы дворец.

Всем приезжавшим во дворец приходилось проходить через кухонное каре и оттуда уже по длинному коридору, стены которого густо увешаны были картинами мифологического содержания, проникать в главный корпус. Здесь, за площадкой перед церковью открывался красивый Белый зал, а за ним, по Греческой галерее, уставленной мраморными бюстами, мимо комнат с чудными гобеленами, путь шел на площадку парадной лестницы арсенального каре; налево виднелась роскошная китайская галерея, охраняемая казаками Собственного [е. и. в.] конвоя, там находились парадные царские апартаменты, а жилые их комнаты помещались в низеньких сводчатых антресолях. Александр III, несмотря на свою богатырскую фигуру, не любил больших комнат, ютился в крохотных сравнительно каморках.

Комнаты Воронцова, генерал-адъютанта Рихтера и гофмаршала кн. Оболенского находились направо от площадки парадной лестницы, если считать направление от Белой залы и Греческой галереи. Канцелярия Воронцова помещалась в кухонном каре, и мне в течение дня приходилось не раз проходить через длинную дворцовую анфиладу и никогда, ни единого раза, я не встречал кого-либо из царской семьи, видимо, все они тесно держались антресольного помещения, мало соблазнялись истинно царскими покоями главного корпуса дворца.

В Гатчине замечалась растерянность, боязнь новых революционных выступлений. Слухам самым невероятным не было конца, меры охраны принимались разрозненно, каждый из отдельных начальников действовал на свой лад. Не обошлось и без досадных недоразумений. Гатчину оцепили зачем-то кольцом сторожевых постов, не пропускали местных городских жителей и подгородних крестьян, направлявшихся по тракту с молоком, с сеном, с дровами. В городе и в деревнях ропот, посыпались жалобы.

В то время в Гатчине комендантом и начальником дворцового управления состоял престарелый генерал Багговут, родственник Адлерберга. По закону войсковые части, в особенности при чрезвычайных обстоятельствах охраны, состояли в его распоряжении; но старик растерялся, ждал свыше указаний, таковых не дождался, а его ежеминутно в то же время дергали, а он не знал, кого слушаться. При этом старый, опытный придворный знал, что каждый неосторожный шаг его будет учтен конкурентом на должность, занимаемую Багговутом, командиром «синих» кирасир генералом Араповым. Местная малочисленная гатчинская полиция с нервнобольным полицеймейстером полковником Бухмейером во главе подчинена была Багговуту, но от Министерства внутренних дел прислали отряд столичных околодочных и городовых под начальством полковника Антонова, получавшего приказания непосредственно из Петербурга. Кроме того, в Гатчине работала и тайная полиция, руководимая жандармским подполковником Ширинкиным.