Читать книгу - "Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 - Алекс Бухнер"

Вальтер Винклер описывает последние часы 50-й пехотной дивизии^[60]:

«К вечеру 9 мая стало известно, что Гитлер наконец-то отдал приказ об отходе из Крыма. Всем было совершенно ясно, что этот приказ отдан слишком поздно. Эвакуация на судах теперь могла быть осуществлена только непосредственно из зоны боевых действий под огнем врага. Атака русских силой до дивизии была отбита по всему фронту на Херсонесе со значительными потерями. Из Констанцы пришло судно с выписанными из госпиталей солдатами, которые были тут же отправлены на передовую.

Это придало войскам новые силы и уверенность. Назначенное в ночь на 11 мая начало эвакуации из-за волнения моря было перенесено. В течение наступившего дня германский фронт оставался на месте. С позиций на Херсонесе из состава XXXXIX корпуса была отведена одна дивизия. Противник этого перемещения не заметил, поскольку его внимание отвлекли две боевые группы, пошедшие в атаку на его позиции. Теперь на позициях на Херсонесе оставалась только примерно одна треть личного состава. Отошедшие подразделения в сопровождении офицера-уполномоченного по эвакуации были препровождены к местам погрузки в бухты Круглая и Омега, откуда они на десантных баржах были переправлены на транспортные суда, стоявшие на якорях на рейде. Погрузка первых боевых частей прошла без каких бы то ни было осложнений.

Незадолго до полуночи майор Тешнер, командовавший арьергардом на правом фланге херсонесских позиций, получил сообщение, что в бухте Омега раненые и тыловики уже много часов ожидают погрузки, находясь на десантных баржах. Его предложение о переносе отхода с позиций на 24 часа для проведения посадки на суда в лучших условиях командованием дивизии было отвергнуто. Это означало, что следует еще ожидать подхода судов. После полуночи майор Тешнер со своими людьми отошел с позиции, покинул передовую и арьергард правого фланга. Подразделение Тешнера заняло отсечную позицию на подходе к бухтам, в которых должна была осуществляться посадка на суда, чтобы не дать врагу помешать этому процессу. Но на места погрузки он смотрел теперь без всякой надежды. Там стояли только несколько десантных барж, на которых можно было перевезти лишь несколько сотен солдат. Напротив них на берегу стонали раненые, толпились тыловики и обозные части. Он видел, что и у соседей справа (336-й пехотной дивизии) дела обстоят не лучше. Лишь 121-й полк 50-й дивизии переправлялся более или менее планомерно, хотя и там на берегу множество солдат ожидали своей очереди на погрузку. Около 2.00 к причалу снова подошла баржа. Очередная партия солдат заняла на ней места, и баржа спокойно отчалила, хотя стало известно, что это ее последний рейс. Он и в самом деле стал ее последним рейсом.

Ближе к рассвету 12 мая, когда больше ни одно транспортное судно у причалов не появилось, майор Тешнер со своими людьми занял позицию в форме полумесяца, защищающую бухты погрузки. Он надеялся, что, возможно, будущей ночью сюда еще подойдут суда для эвакуации. Он попытался также договориться с соседями справа, чтобы они подтянулись к его позициям и расширили оборонительный заслон далее к югу. Однако у соседей осталось совсем немного боеспособных солдат, которые располагали только легким стрелковым оружием. Когда русские с рассветом после сокрушительного огневого налета пошли в атаку на заслон, то удержать там линию обороны не удалось, и майор со своими людьми смог пробиться южнее и добраться до бухты Омега. Находившиеся там румыны сдались в плен русским. Продвинувшись еще южнее, немцы узнали, что там уже формируются большие группы из военнопленных.

Красноармейцы снова пошли в атаку на группу Тешнера. Положение становилось явно безвыходным. В 12.00 Тешнер отдал приказ прекратить сопротивление. Печальная участь германских частей, которые уже было невозможно эвакуировать, начала сбываться...»

Донесение военнослужащего 1-й батареи 86-го дивизиона легких зениток:

«Несколько дней тому назад еще можно было сказать — под Севастополем. Теперь же остался только мыс Херсонес, мыс Тысячи Проклятий. Мы не знали, что пришел наш последний день, но мы все это чувствовали. Не переставая била вражеская артиллерия, ведя огонь по крошечному, еще остающемуся у нас пространству, без перерыва падали бомбы.

На прибрежных обрывах тысячами сидели солдаты частей, которых уже не существовало, ожидая эвакуации. В каждой скальной нише, за каждым камнем укрывался человек. Русские штурмовики с интервалом в полчаса обрушивали свой смертоносный груз на свои беззащитные жертвы. Потерявшие всякую надежду солдаты еще сдерживали врага, но грядущая ночь обещала быть последней. Кое-где у побережья находились плавсредства — два понтона, за ними платформа, катер. Они ждали сумерек, поскольку весь день почти без перерыва налетали русские штурмовики Ил-2 и большие бомбардировщики. Еще прошлой ночью они выходили на акваторию бухты, но ни одно судно не вошло с моря в бухту, чтобы принять на борт человеческий груз, так что им пришлось вернуться к берегу. Большей частью солдаты, которые сделали эту попытку, были зенитчиками. Их орудия были уничтожены, боеприпасы израсходованы, по плану они уже несколько дней тому назад должны были быть эвакуированы.

В течение дня 11 мая командир 1-й батареи, который совершенно случайно разыскал эти плавсредства, собрал своих разбредшихся солдат. Все подразделение три дня тому назад снялось с передовой и получило приказ на эвакуацию.

Когда стемнело, началась погрузка. На понтон были переброшены две сходни. По ним торопливыми шагами шли солдаты — большей частью зенитчики, но и много из других родов войск. Смертельно усталые, голодные, оборванные, но снова с надеждой во взгляде. По мере наполнения понтона на нем становилось все теснее и теснее. У одной сходни стоял капитан, у другой — его адъютант, оба с пистолетами в руках. Ни единая черта на лицах этих двух офицеров не выдавала их истинных чувств. Если еще возможно спасти какое-то число солдат, то им, офицерам, надо быть твердыми и безжалостными. Перегрузка парома чревата гибелью всех.

Затем понтон медленно подошел к официально объявленному месту погрузки и принял там еще несколько дюжин раненых. Когда они поднялись на борт, капитан быстро собрал рядом с причалом личное оружие погибших при последнем воздушном налете и раздал его тем солдатам, у кого оружия не было, со словами: «У солдата должно быть по крайней мере свое личное оружие». Собрав стопку разбросанных повсюду одеял, он бросил их солдатам на пароме, сказав: «Это вам тоже еще может понадобиться».

Последнее плавсредство отошло от мыса Херсонес. Оно никогда не вернулось обратно. В понтоне уже была течь, да и те три противолодочных катера-охотника, до которых мы хотели добраться, оставались единственными и последними кораблями. Понтон мог служить только переправочным средством, добраться на нем до Румынии в любом случае было невозможно. Весь его экипаж состоял из трех матросов, которые тоже поднялись с солдатами.

Неожиданно из темноты выдвинулся корпус куда более крупного судна, похоже, морского парома, который принял к себе наших раненых. Их товарищи заботливо помогли им подняться на это судно. Добрался ли он потом до Румынии, мы так и не узнали. Наш же понтон продолжил свой путь в ночь. Трое матросов — вся его команда — напряженно всматривались в темноту. Вдруг — короткие вспышки ратьера^[61], и снова, и вот уже моряки ведут между собой двусторонний разговор. Из темноты вдоль борта выплывает силуэт морского охотника. «Поднимайтесь на борт!» И через некоторое время: «Стоп, хватит, идите к другому катеру». И снова темный силуэт, и снова торопливое карабканье через релинги^[62]. И третий силуэт. Но вот уже все оставшиеся перебрались на него. Лишь тогда матросы покинули свое плавсредство, которое исчезло в ночи, медленно погружаясь в воду.