Читать книгу - "Конев. Солдатский Маршал - Сергей Михеенков"

Подполковник Светличный, возглавивший части 134-й сд после бегства работников штаба корпуса, несмотря на наличие достаточного количества огневых средств и людей, продолжая преступную “тактику” командования штаба 25-го ск, вёл части только ночью и только лесами. Категорически запрещал вступать в соприкосновение с противником. (Рассказы фронтовиков, побывавших в окружении, свидетельствуют о том, что в данном случае подполковник Светличный поступал совершенно правильно. Ведь для него главным было — вывести людей из окружения. Ввязываться в драку с заведомо сильнейшим противником в тех обстоятельствах было равносильно самоубийству. — С.М.) Всё время восхвалял мощь немецкой армии, утверждая о неспособности Красной Армии нанести поражение немцам. Боясь, чтобы стук повозок не демаскировал местонахождение частей дивизии, и столкнувшись с трудностями ночных передвижений, Светличный 19 июля сего года приказал бросить в лесу повозки, лошадей, другое имущество, как “ненужное”. (С точки зрения интенданта, для которого повозка и противогаз дороже человеческой жизни, прокурор Носов, конечно же, прав, сгущая краски вокруг брошенного имущества. Что же касается восхваления мощи немецкой армии, то, скорее всего, подполковник, не сдержавшись, материл командование и всю Красную армию за то, что происходило вокруг. В любом случае видно, что подполковник Светличный действовал как мог, выводил людей, не поддался ни синдрому генерала Честохвалова, ни синдрому комиссара Лаврентьева. Позор таких командиров заключался не в том, что они срывали петлицы и переодевались в рваньё, чтобы скрыть свою принадлежность к РККА, — хотя с этого и начинается предательство, — а в том, что они бросили своих солдат, отреклись от обязанностей командовать своими подчинёнными, а значит, отвечать за них. Подполковник Светличный, даже в этом тенденциозном документе, который явно подводит его под действие приказа № 270 от 16 августа 1941 года, предстаёт всё же стойким командиром. Но беда в том, что именно такие, потом, по выходе из окружения, и попадали под дуло военного трибунала. — С.М.)

В тот же день он разбил оставшиеся части на три отряда: 1-й отряд — из состава 515-го сп с батареей полковой артиллерии и артиллерии 41-й лап под командованием капитана Цулая; 2-й отряд — из состава 378-го сп с полковой артиллерией и дивизионом 567-го лап, командир отряда капитан Соловцев. В 3-й отряд вошли остальные части дивизии с двумя батареями 410-го лап под командой подполковника Светличного.

По приказанию Светличного в ночь на 20 июля отряды выступили по намеченному им маршруту на восток: 1-й и 2-й отряды левой колонной под общим командованием начальника артиллерии дивизии подполковника Глушкова, а 3-й отряд под руководством Светличного — справа. Никакой разведки и связи между отрядами во время движения организовано не было. (Документ явно составлен так, чтобы на убой отправить всех — и виновных, и тех, кому можно было доверить воевать дальше, пусть с понижением в должности и звании. Видимо, в тот период нужны были козлы отпущения. С Честохвалова не спросишь. Базаров и Кузнецов, скорее всего, погибли. С таких, как Хмельницкий, как оказалось, тоже не спросишь… Подполковники Светличный и Глушков ответят за всё и за всех. — С.М.)

Пройдя 10—12 километров, правая колонна, заметив впереди выпущенную противником ракету, по приказанию Светличного повернула обратно к исходному положению. Сам подполковник Светличный уехал от частей.

Началась паника и бегство.

Весь день 20 июля части 3-го отряда находились без руководства и без связи с 1-м и 2-м отрядами. Только к вечеру из лесу явился подполковник Светличный и начали подходить одиночные бойцы и командиры из 1-го и 2-го отрядов без оружия. (Вот чем заканчивается попытка дневного марша. — С. М.)

По выяснении оказалось, что во время движения в ночь на 20 июля руководители 1-го и 2-го отрядов, услышав вдалеке шум моторов, посчитали их за танки противника. В испуге начальник артиллерии 134-й дивизии подполковник Глушков приказал бросить материальную часть отрядов, а людям спасаться, кто как может. (Значит, связь между 1-м и 2-м отрядами всё же была. Либо они двигались вместе. Бумага, составленная прокурором, очень противоречива, похожа больше на комиссарское донесение. Оно и понятно, ведь адресован документ товарищу Мехлису. — С.М.)

21 июля была выделена группа бойцов, одно орудие — вручены Глушкову, и приказано забрать оставленную им материальную часть. («Приказано…» Значит, кто-то приказывал в колонне, командовал, наводил порядок. Прокурор, заметьте, это опускает как несущественное. А это-то как раз и важно для восстановления полной картины событий. — С.М.) Однако и на сей раз он струсил, бросил людей и лошадей, а сам скрылся в лесу и больше к частям не подходил.

В результате преступной трусости подполковников Светличного и Глушкова в ночь на 20 июля сего года части 134-й сд, находившиеся в окружении, потеряли: около 2000 человек личного состава (разбежавшиеся из 1-го и 2-го отрядов), часть из них попала в плен к врагу; два дивизиона артиллерии, две батареи полковой артиллерии, много артиллерийских снарядов, более 10 пулемётов, около 100 лошадей и вооружение — оставлено немцам.

27 июля сего года подполковник Светличный с небольшой группой 60—70 человек прорвался на сторону частей Красной Армии, оставил в окружении 1000 человек личного состава, раненых и остатки имущества 134-й сд, которые возглавил начальник 5-го отдела (Служба тыла. — С. М.) штаба 134-й сд капитан Баринов, и находился с ними в лесу до прибытия генерал-лейтенанта Болдина, под руководством которого они вышли из окружения 11 августа…»

Цитируемый документ — произведение уникальное. К тому же оно напрямую связано с биографией нашего героя. Во-первых, речь идёт о подразделениях 19-й армии. Во-вторых, группа генерала Болдина, так называемая «лесная дивизия», вышла из окружения 11 августа 1941 года в полосе обороны 19-й армии, и, судя по мемуарам И.В. Болдина, командарм 19-й тепло встретил вырвавшихся из окружения.

Уже через несколько дней имя генерала Болдина Конев прочитал в знаменитом приказе № 270 от 16 августа. Приказу этому суждено было стать одним из самых знаменитых и, как теперь говорят, судьбоносных, своего рода символом 1941 года. Как и многие другие циркуляры, которые числятся по этой категории, он теперь, на расстоянии лет и поколений, кажется противоречивым и спорным. Действительно, сегодня трудно подсчитать, сколько судеб он унёс на тот свет, а скольким бойцам и командирам сохранил жизнь, совесть и честь. Как это ни странно, но глубинную суть его выразил генерал Карбышев, который перед смертью сказал таким же, как и он, пленным красноармейцам и командирам: «Помните о родине, и мужество вас не покинет».

Приказ читался во всех штабах и подразделениях. И касался он больше командиров и комиссаров, чем рядовых бойцов. В нём есть такие слова: «Зам. командующего войсками Западного фронта генерал-лейтенант Болдин, находясь в районе 10-й армии около Белостока, окружённой немецко-фашистскими войсками, организовал из оставшихся в тылу противника частей Красной Армии отряды, которые в течение 45 дней дрались в тылу врага и пробились к основным силам Западного фронта. Они уничтожили штабы двух немецких полков, 26 танков, 1049 легковых, транспортных и штабных машин, 147 мотоциклов, 5 батарей артиллерии, 4 миномёта, 15 станковых пулемётов, 3 ручных пулемёта, 1 самолёт на аэродроме и склад авиабомб. Свыше тысячи немецких солдат и офицеров были убиты. 11 августа генерал-лейтенант Болдин ударил немцев с тыла, прорвал немецкий фронт и, соединившись с нашими войсками, вывел из окружения вооружённых 1654 красноармейца и командира, из них 103 раненых». Но это в констатирующей части приказа. Пункт первый содержит следующее: «Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся в плен врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших свою Родину дезертиров. Обязать всех вышестоящих командиров и комиссаров расстреливать на месте подобных дезертиров из начсостава». Текст приказа № 270 рождался, по всей вероятности, из таких документов, как «письмо» главного военного прокурора Носова на имя товарища Мехлиса. А само письмо, как нетрудно понять, родилось по тем же известным мотивам, которые во времена уже послевоенного поколения рождали письма «по просьбе трудящихся».