Читать книгу - "Гибель гигантов - Кен Фоллетт"

Гас говорил себе, что для него это не имеет значения. Он любит Кэролайн, он спасет ее от мужа! Денег у него достаточно, а после смерти отца он будет миллионером. Он сделает карьеру в какой-нибудь другой области. Может, в журналистике.

Но все равно испытывал острую боль сожаления. Он только что принят на работу в Белый дом, любой молодой человек об этом может только мечтать. И отказаться от нее немыслимо тяжело, к тому же, если подумать о последствиях…

Телефон зазвонил, и от резкого звука в ночной тишине Гас вздрогнул.

— О господи, — сказал он, глядя на аппарат. — Господи, все-таки это случилось!

Несколько секунд он колебался, потом наконец снял трубку.

— Гас, мне только что позвонил Джозеф Дэниелс, — услышал он сочный голос государственного секретаря Уильяма Дженнингса Брайана. Джозеф Дэниелс был морским министром. — И секретарь президента тоже на линии, по дополнительному телефону.

— Слушаю вас, господин государственный секретарь, — сказал Гас. Он говорил спокойно, но сердце готово было выпрыгнуть из груди.

— Пожалуйста, разбудите президента, — сказал госсекретарь Брайан.

— Сию минуту, сэр!

Гас прошел через Овальный кабинет и вышел в ночную прохладу Розового сада. Быстрыми шагами, почти бегом, направился к старому зданию. Охранник открыл ему, Гас взбежал по главной лестнице и через холл — к спальне. Сделал глубокий вдох и громко постучал, так, что стало больно пальцам.

— Кто там? — почти сразу услышал он голос Вильсона.

— Гас Дьюар, господин президент! — доложил он. — На проводе госсекретарь Брайан и морской министр Дэниелс.

— Одну минуту.

Президент Вильсон вышел из спальни, надевая на ходу очки без оправы. В пижаме и халате он казался беззащитным. Он был высок, хоть и пониже Гаса. Ему было пятьдесят семь, и в его темных волосах уже сверкала седина. Сам он считал себя некрасивым и был недалек от истины. У него был нос, похожий на клюв, уши торчали, но выступающий массивный подбородок придавал лицу решительное выражение, правдиво свидетельствуя о сильном характере, за который так уважал его Гас. А когда Вильсон говорил, было видно, что у него плохие зубы.

— Доброе утро, Гас, — приветливо сказал президент. — Что случилось?

— Мне не сообщили.

— Что ж, возьмите, пожалуй, вторую трубку в соседнем кабинете.

Гас поспешил в соседний кабинет и снял трубку. Он услышал, как звучный голос Брайана произнес:

— «Ипиранга» должна войти в порт в десять утра.

Гас заволновался, предчувствуя худшее. Неужели мексиканский президент не пойдет на мировую? Будет кровопролитие!

Брайан зачитал телеграмму от американского консула в Веракрус:

— «Пароход „Ипиранга“, принадлежащий предприятию „Гамбург — Америка лайн“, следующий из Германии и имеющий на борту две сотни пулеметов и пятнадцать миллионов патронов, должен прибыть завтра к четвертому причалу и начать разгрузку в десять тридцать».

— Брайан, вы понимаете, что это значит? — сказал Вильсон, и Гас подумал, что его голос прозвучал чуть ли не капризно. — Дэниелс, вы слышите, Дэниелс? Что вы думаете по этому поводу?

— Мы не должны допустить, чтобы оружие попало к Уэрте, — ответил Дэниелс. Гас никак не ожидал, что миролюбивый морской министр будет столь категоричен. — Я могу телеграфировать адмиралу Флетчеру, чтобы он занял здание таможни и не дал Уэрте разгрузить судно.

Наступило долгое молчание. Гас вдруг понял, что стиснул трубку до боли в руке.

Наконец президент заговорил.

— Дэниелс, пошлите Флетчеру приказ: занять Веракрус немедленно.

— Слушаюсь, господин президент, — сказал морской министр.

Америка начала войну.

III

Ни той ночью, ни на следующий день Гасу спать не пришлось.

Чуть позже восьми тридцати министр Дэниелс принес известие, что путь «Ипиранге» преградил американский военный корабль. Немецкий корабль — безоружное грузовое судно — дал задний ход и покинул место действия. Дэниелс также сообщил, что вскоре, еще этим утром, в порту Веракрус произведет высадку американская морская пехота.

Быстрое обострение конфликта ужасало его, но то, что он оказался в центре великих событий, приводило в благоговейный трепет.

А вот Вудро Вильсона перспектива войны не пугала. Его любимым произведением был «Генрих V» Шекспира, и он часто цитировал: «Но если грех великий — жаждать славы, я самый грешный из людей на свете».[11]

В Белый дом шли телеграммы и радиограммы с известиями, и передавать их президенту было обязанностью Гаса. В полдень морская пехота заняла таможню Веракрус.

Через несколько минут Гасу сказали, что к нему пришли. Его желает видеть некая миссис Вигмор.

Гас встревоженно нахмурился. Это было неосторожно. Должно быть, что-то случилось.

Он поспешно вышел в вестибюль. Кэролайн была в смятении. На ней было скромное, но элегантное пальто и простая шляпка, однако волосы были плохо уложены, а глаза покраснели от слез. Гас был потрясен и огорчен, увидев ее в таком состоянии.

— Дорогая моя! — тихо сказал он. — Что стряслось?

— Мы должны расстаться, — сказала она. — Мы видимся в последний раз. Прости меня! — и она заплакала.

Гасу хотелось ее обнять, но здесь он не мог этого сделать. У него не было своего кабинета. Он огляделся. На них глазел охранник у дверей. Уединиться негде. Это сводило его с ума.

— Давай выйдем, — сказал он, беря ее за руку. — Пройдемся немного.

— Нет, — она покачала головой. — Я сейчас успокоюсь. Ты оставайся.

— Что тебя так расстроило?

— Я должна быть верной мужу… — Она упорно смотрела в пол, и он не мог поймать ее взгляд. — Я должна выполнять свои обязательства.

— Позволь мне быть твоим мужем!

Она подняла голову, и при виде ее глаз, полных страдания, у него сжалось сердце.

— О, если бы я могла!

— Но ты можешь!

— Я замужем.

— Но он тебе неверен, зачем тебе с ним оставаться?

Она не стала отвечать.

— Он принял предложение из Беркли. Мы едем в Калифорнию.

— Не уезжай!

— Я уже решила.

— Понятно, — сказал он без выражения. Он чувствовал себя так, словно получил удар в солнечное сплетение. Болела грудь, и было трудно дышать. — В Калифорнию… Черт.

Она увидела, что он принял неизбежное, и к ней стало возвращаться самообладание.

— Это наша последняя встреча, — сказала она.