Читать книгу - "Дар из глубины веков - Дмитрий Агалаков"

Но это был далеко не конец его карьеры!..

Именно Адам Чарторыйский в чине министра иностранных дел был автором союза с Англией и Австрией против Наполеона. Но за политическими интригами Чарторыйского стояло совсем не желание добиться пользы для России. Втайне он ненавидел ее! Да и как он мог ее любить? Россия лишила Польшу самостоятельности! Чарторыйский, манипулируя Александром, хотел благодаря континентальным войнам перекроить всю Европу и восстановить Польско-Литовское государство, выходцем из которого был сам. А такое государство могло только стать вечной угрозой для России, как и было веками! Император Александр Первый осознал это не сразу. Но как велико было его разочарование в друге! В 1810 году Адам Чарторыйский покинул Петербург, чтобы никогда уже в него не вернуться. Поняв, что его глобальным планам сбыться не суждено, а влияние на государя потеряно раз и навсегда, Чарторыйский уехал в Вильно выполнять скромную работу попечителя учебного округа.

Но и он еще не сказал своего последнего слова! Впереди у него будет борьба с Россией!..

И, наконец, Виктор Кочубей. В отличие от других членов «Негласного комитета» он сохранил наибольшее влияние на государя. Но и тут случилось нечто непредсказуемое. Последние несколько лет секретарем Кочубея служил талантливый и крайне амбициозный молодой человек. Его звали Михаил Михайлович Сперанский. Впрочем, какой молодой? Он был ровесником Павла Строганова. Только вышел он из низов: отец был причетником церкви, мать – дочерью местного дьяка. Надо было иметь гениальную голову, чтобы с таким происхождением и окончив семинарию, уже в тридцать лет оказаться секретарем политического органа, преобразующего Российскую империю, незаменимым его администратором, а после роспуска Негласного комитета выйти на первый план, отодвинув даже своего патрона – Кочубея. Это был взлет не хуже взлета Наполеона! Сперанский работал по восемнадцать часов в сутки, спал всего ничего, и его хватало на все. В отличие от своих четырех наставников-романтиков он подкреплял будущие реформы реальными доводами, перспективными соображениями и точной документацией. Доверие Александра к нему росло день ото дня. В 1810 году был опубликован манифест «Образование государственного совета». Теперь это был новый законосовещательный орган Российской империи. Тогда же Сперанский стал государственным секретарем и самым влиятельным сановником России. Вторым человеком в империи! Он полностью заменил императору четверку некогда его любимцев и превзошел их во всем. В том же году он вступил в масонскую ложу «Полярная звезда». Равных Михаилу Сперанскому не было, и по великосветской России ходила молва, что Наполеон предлагал Александру поменять одного-единственного Сперанского на любое европейское королевство по выбору царя^[34].

В последние годы Строганов-старший приблизил к себе Алексея Николаевича Оленина, государственного мужа, военного, историка, археолога, даже художника! Оленин был заместителем директора Императорской библиотеки, а в 1810 году Сперанский сделал Оленина и своим статс-секретарем.

Александр Сергеевич Строганов стал по возрасту заметно сдавать, и Оленин все чаще сам инспектировал Императорскую библиотеку. И «Депо манускриптов». И вот тут два лидера и честолюбца столкнулись лбами. Разумеется, у Оленина был на все свой взгляд. Он тоже был интеллектуал и эрудит! Петра Дубровского многие недолюбливали из-за большой к нему привязанности Строганова, который всячески охранял автора «Депо манускриптов». Его самостоятельность, нежелание кланяться ой как не нравились чопорному Оленину! Последний, захаживая в «Депо», все чаще стал поучать Дубровского, точно на зло, давил на него, и тот однажды не выдержал:

– Вы мне не указ, Алексей Николаевич! Я создавал эту коллекцию! И я лучше других знаю, каковой она должна быть!

– Ну-ну, – очень серьезно ответил Оленин. – Я запомню ваши слова, Петр Петрович. Только и вы запомните, – он хитро и зло улыбнулся, – коллекция вам давно не принадлежит! Вы лишь хранитель ее!

– Я не только хранитель! – воспротестовал оскорбленный Дубровский. – Я всю жизнь отдал этой коллекции. Я душу в нее вложил. Оттого она и стала именно таковой: бесценной! Не было бы меня, ничего бы этого не было!

Слушая его, Оленин кивал.

– А вы поаккуратнее с душой-то, Петр Петрович. Душа – она одна. Ее беречь надо. И отдавать никому не стоит. Вот так-то, – кивнул Оленин. – Всего наилучшего.

Противостояние заместителя директора Императорской библиотеки и директора «Депо манускриптов» при этой же библиотеке нарастало уже давно. А теперь оно переросло в открытую вражду.

И развязка, увы, была не за горами…

Еще когда сокровище Петра Петровича Дубровского выставлялось в собственной квартире, судьба свела его с одним прелюбопытным человеком. Почему именно таковым? Да потому что человек тот переступил порог его дома так, как неофит переступает порог храма. С благоговением! Был он суховатый, сутулый, одевался неброско, в старомодный кафтан, а вот смотрел с огнем в глазах. И тем самым сразу расположил к себе коллекционера. Звали нового знакомца Александр Иванович Сулакадзев. Он всем говорил, что потомок грузинских князей Сулакидзе, но его отец, перебравшись в Россию, изменил фамилию. Дед Александра Ивановича по матери был вроде как писателем и очень интересовался стариной, отец собирал библиотеку редких книг и рукописей и проштамповывал все свои приобретения. Иначе говоря, у Александра Ивановича с детства воспитали уважение к слову и книге. И тем паче к слову предков. Сулакадзев служил в гвардии, но когда появилась возможность уйти на гражданскую жизнь и посвятить себя книгам, он так и сделал. Это было его призвание! И с тех пор он только пополнял библиотеку своего отца. Его интересовали все стороны жизни, все науки и искусства, особенно театр. Он писал драмы! В будущем Александр Иванович напишет пьесу «Московский воевода Иоанн»: пока она была только в задумках. Сулакадзев увлекался мистикой и хиромантией. По свидетельству современников, в его петербуржской квартире под потолком будет висеть чучело крокодила! Где он его достанет? За сколько? Но страсть библиофила и собирателя печатных и рукописных раритетов была всего сильнее.

Когда Петр Дубровский создал «Депо манускриптов», Александр Иванович Сулакадзев стал туда приходить еще чаще. И все-то он осматривал, изучал, восторгался, подчас охал и ахал и вновь просил показать то и се. Заискивающе спрашивал советов у первого из русских коллекционеров. А потом взял и создал свой домашний музей и стал коллекционировать древности. Еще в «Депо манускриптов» Сулакадзев познакомился с Гавриилом Державиным, который и сам был большим любителем древностей, и даже зазвал живого классика к себе. Было это в 1807 году. Но дом Сулакадзева в сравнении с домом Дубровского не впечатлил русского поэта.

Как-то Сулакадзев напросился к Дубровскому в гости. От «Депо манускриптов» до квартиры коллекционера было два шага. Все в одном доме. Они пили чай с бубликами, говорили.

– Вы, Петр Петрович, великое дело сделали, что отдали свою коллекцию его императорскому величеству. Я ведь ее за эти годы всю изучил…